сыпался в изощренно иронических комплиментах. Блок
слушал сурово и с особенно холодной ясностью, несколько
чаще, чем нужно, произносил имя и отчество оппонента,
отчеканивая каждую букву, что само по себе звучало
чуть ли не оскорблением.
Однажды после долгого и бесплодного спора Гумилев
отошел в сторону, явно чем-то раздраженный.
— Вот, с м о т р и т е , — сказал о н . — Этот человек упрям
необыкновенно. Мало того что он назвал мои стихи
«стихами только двух измерений». Он не хочет понимать
и самых очевидных истин. В этом разговоре он чуть не
вывел меня из равновесия.
— Да, но вы беседовали с ним необычайно почтитель
но и ничего не могли ему возразить.
— А что бы я мог сделать? Вообразите, что вы раз
говариваете с живым Лермонтовым. Что могли бы вы
ему сказать, о чем с ним спорить?
Как-то этот поэт подарил Блоку свою только что
вышедшую книгу, тут же набросав на первой странице
несколько строк почтительного посвящения. Блок побла
годарил его. На другой день он принес автору свой
сборник «Седое утро». Поэт торжественно развернул его
и с недоумением прочел следующую надпись: «Уважае
мому такому-то, стихи которого я читаю только при
дневном свете» 4.
Гумилев усмехнулся иронически и недоуменно развел
руками. Он-то, конечно, не считал, что для стихов нуж
ны сумерки или лунный свет, то есть такая обстановка,
которая позволяет сосредоточиться, а не бездумно сколь
зить по поверхности строк...
202
* * *
Жизнь молодого издательства постепенно развертыва
лась и крепла. По мысли Горького, оно должно было
объединить наиболее талантливых и знающих перевод
чиков и литературоведов. В результате их общих усилий
советский читатель должен был получить в хороших и
точных переводах самые значительные произведения за
падной классической литературы. Был составлен обшир
нейший план изданий — главным образом, произведений
X V I I I — X I X веков.
Александру Александровичу Блоку поручили раздел
немецкой литературы. Он взялся за это дело с большим
жаром и на первых порах сосредоточил свое внимание
на прозе и лирике Генриха Гейне. Под его руководством
работал ряд поэтов-переводчиков. Блок переводил сам и
тщательно редактировал чужие работы. Редактор он был
требовательный и даже придирчивый, но старался пере
дать не букву, а дух подлинника — полная противополож
ность практике школы формалистической, заботившейся
прежде всего о точном воспроизведении внешних особен
ностей оригинала и часто оставлявшей в пренебрежении
не только общую мысль автора, но и ее идейно-полити
ческую окраску. Блок неоднократно вступал в спор с
формалистами и отстаивал свое мнение очень последо
вательно и упорно. Но я не помню случая, когда Алек
сандр Александрович вышел бы из себя, решился на рез
кое слово. Он неизменно был суховат и корректен. Един
ственный «формализм», который он разрешал себе, заклю
чался в точности и даже мелочном отношении к своим
редакторским обязанностям. Готовясь к какому-нибудь
докладу или сообщению в редколлегии, Блок исписывал
десятки листков своим ровным и четким почерком, и
столь же ровной и ясной была его медлительная речь.
И тем более удивительной казалась на фоне общей де
ловитости его наивность или, лучше сказать, отрешен
ность во всех вопросах, относящихся к мелочам жизни.
На этой почве возникали иногда забавные случаи.
В нашем издательстве, как и в каждом советском
учреждении той поры, существовал свой «хозяйственник»,
занимавшийся мелкими бытовыми вопросами — статьей,
для полуголодных 1919—1920 годов немаловажной. Это
место занимала многим памятная Роза Васильевна, су
щество неопределенного возраста и необъятных разме-
203
ров. Закутанная в добрый десяток платков, завязанных
толстым узлом на пояснице, седая и краснощекая,
торжественно восседала она за небольшим столиком, на
котором были соблазнительно разложены папиросы, мел
кая галантерея и немудреные сласти той поры. В своей
частной торговой политике была она тверда и непреклон
на, произвольно и неожиданно вздувая при этом и без того
немалые цены. Она же выполняла по ею же самой уста
новленной таксе мелкие поручения и выдавала небольшие
ссуды, как правило — только за неделю до общеиздатель
ского выплатного дня.
Впрочем, Роза Васильевна не была лишена и эстети
ческих чувств. Она проявляла своеобразное уважение к