я сижу здесь, у Блока, кумира моей юности, и он говорит
со мной и, чего доброго, заставит меня читать стихи, всю
наивность которых я ощущал в эту минуту с мучительной
для себя ясностью. Блок, вероятно, прекрасно понимал
мое состояние и далеко не сразу завел речь о стихах. Это
произошло только за чайным столом, когда я окончатель
но почувствовал себя освобожденным от первоначального
смущения.
— Ну, а теперь почитайте из своей к н и ж к и , — сказал
он, просто и уселся поудобнее в кресло. Он ни разу не
перебил меня во время чтения, не сделал ни одного мел
кого внешнего замечания, но по выражению его глаз я
чувствовал, что слушает он чрезвычайно внимательно.
И это окончательно подбодрило меня.
Чтение пришло к концу — оно и не было продолжи
тельным. Александр Александрович, вопреки моим ожи
даниям, не подверг мои опыты суровой критике. Он толь
ко улыбнулся и сказал:
— Такие стихи приятно слушать вот так, у вечерней
лампы. Они чем-то напомнили мне Шахматово, юность,
деревенские дни. Благодарю вас.
210
Прощаясь, Александр Александрович, уже в дверях,
тронул рукой мое плечо и сказал все так же просто:
— Все хорошо, но вот стало мне грустно, что ничего
не могу сейчас писать сам. Для этого нужно быть или
очень несчастным, или очень счастливым. А я оглушен,
у меня все время шум в ушах.
Я заходил к нему еще два-три раза и всегда уносил
о собой ощущение иного Блока — не сумрачного, каким
он обычно бывал на людях. Может быть, только несколь
ко усталого и привыкшего к молчаливым думам...
За это время мне вообще приходилось видеть его
часто, главным образом на заседаниях Союза поэтов.
Начав так неохотно свое председательство, Блок со свой
ственной ему добросовестностью терпеливо нес свои не
легкие обязанности. Для Блока они действительно были
нелегкими. У меня, тогдашнего секретаря, сохранились
два-три протокола, из которых видно, что Александру
Александровичу приходилось вникать в скучные хозяй
ственные мелочи нашей молодой организации — хлопо
тать о пайках, решать дровяные вопросы, улаживать мел
кие конфликты. Немаловажную роль играл и вопрос
приема в члены Союза. Как только стало известно, что
появилась на свет подобная организация, тотчас же по
сыпались заявления. Их было такое количество, что приш
лось организовать приемную комиссию. Блоку поручили
стать во главе ее 7. Он принял самое деятельное участие в
этой работе: прочитывал десятки рукописей, чаще всего
бесполезно теряя время, и писал отзывы. Изредка они,
когда материал давал к этому основание, превращались в
письма, обращенные к автору, с любопытными замеча
ниями, советами, а иногда и суждениями о поэзии вообще,
о ее общественной роли и назначении в переживаемое
нами время. В случаях явно безнадежных дело ограни
чивалось краткими, но выразительными сентенциями.
Передо мной лежат сейчас несколько таких листков,
случайно уцелевших 8. На каждом из них что-нибудь
написано ясным крупным почерком Блока:
«И. К. нетверд в русском языке. Характерные ударе
ния (спугн утый, ввергн ул, пт енцов) показывают, что
язык наш ему не родной, и едва ли станут ему доступны
те свойства языка, без которых стихов не напишешь.
Поэтому я думаю, что принимать его не следует».
«Стихи К. совершенно неумелые, а местами и очень
пошлые».
211
«Братья С. 9 — юные эгофутуристы из Шувалова.
Первый из них был у меня и показывал мне много сти
хов. Они хотели попасть в союз поэтов. По-моему, не
смотря на очень большую безграмотность, характерную,
русскую, обывательскую, и на б е з в к у с и е , — оба далеко
не бездарны. Есть строки просто очень хорошие».
Бывали случаи, когда комиссия становилась в тупик.
С внешней стороны в представленном материале все, ка
залось, было в порядке. Стихи вполне культурные, все
в них на своем месте. Но общая сглаженность и мысли
и стиля совершенно не позволяла увидеть авторское лицо.
При таких обстоятельствах Блок, даже соглашаясь с ос
тальными членами комиссии, всегда особо оговаривал
свое мнение. Вот что им написано по поводу двух поэ
тесс, представивших по объемистой тетради стихов, на
писанных с соблюдением всех модных канонов:
«Довольно умно, довольно тонко, любит стихи, по
крайней мере современные, но, кажется, голос ее очень
слаб, и поэта из нее не будет».