сколько тусклым голосом, со сдержанной страстностью
прочел «Заклинание» и добавил потом, как бы извиня
ясь: «Я ничего не знаю прекраснее».
Заботы, связанные с Союзом поэтов, настолько утоми
ли Блока, что он неоднократно высказывал желание
уйти с поста председателя. И только дружный хор про
теста заставлял его оставаться. И тяготило Блока не
выполнение очередных, непривычных для него обязан
ностей, а гораздо более существенное: невозможность до
говориться с основной массой поэтов о целях и путях
поэзии, о ее месте в строительстве новой, революционной
культуры. У самого Блока не было точных представле
ний на этот счет, но он понимал, что нужно искать,
в то время как другие довольствовались пребыванием на
позициях внешнего эстетизма и, сами того не замечая,
теряли самое ценное в существе поэта: его непосредствен
ную связь с жизнью. Трудностью в положении Блока
было и то, что он мог опираться только на небольшой
круг единомышленников. В основном Союз состоял из
эстетов и формалистов, которыми социальная значимость
поэзии отрицалась начисто. Блок никак не мог прими
риться с таким положением вещей. Он спорил, защищал
место поэта в общественном строю и все же оставался в
меньшинстве. Кончилось дело тем, что Блока забаллоти
ровали при новых перевыборах. И вместе с ним ушла
214
небольшая группа сочувствовавших ему поэтов. Мне
приятно вспомнить, что и я был в их числе 11.
Отношения Блока с представителями формалистиче
ских течений обострились до предела. Он не вступал с
ними больше в прямую полемику, но косвенно ответил
им в своей пушкинской речи («О назначении поэта»),
прочитанной в Доме литераторов 11 февраля 1921 года.
В этом же году он написал горячую статью против ак
меистов, озаглавив ее: «Без божества, без вдохновенья».
Здесь все вещи названы своими именами, а тезис обще
ственного служения искусства поставлен прямо и точно:
«Когда начинают говорить об «искусстве для искусства»....
это, может быть, иногда любопытно, но уже не питатель
но и не жизненно... Так и «чистая поэзия» лишь на ми
нуту возбуждает интерес и споры среди «специалистов».
Споры эти потухают так же быстро, как и вспыхнули, и
после них остается одна оскомина...
«Акмеисты», несомненно даровитые, топят самих себя
в холодном болоте бездушных теорий и всяческого фор
мализма; они спят непробудным сном без сновидений;
они не имеют и не желают иметь тени представления о
русской жизни и о жизни мира вообще; в своей поэзии
(а следовательно, и в себе самих) они замалчивают самое
главное, единственно ценное: душу».
* * *
1920 год был для Блока периодом очень оживленной
литературной и общественной деятельности. Помимо
«Всемирной литературы» и Большого драматического
театра, где он вел сложную работу в репертуарной ко
миссии, Александр Александрович много переводил, ре
дактировал, участвовал в заседаниях. Превозмогая бо
лезнь, он никогда не запаздывал на деловые собрания и
всякое порученное ему дело доводил до конца. Все знав
шие нелегкие условия его жизни радостно наблюдали в
нем подъем сил и пробуждение горячего интереса к
жизни.
Однако усталость предшествующих лет брала верх над
этим, к сожалению, временным оживлением. Все реже
стал появляться Блок в издательстве. Некоторое время
спустя долетели первые тревожные слухи о его болезни.
Так прошел весь конец 1920 года, очень трудного для
215
всех петроградцев. Не было дров, ощущался недостаток
питания. Александр Александрович разделял общую
участь. Но со всех сторон шли к нему люди с предложением
помощи, а советская общественность всемерно старалась
облегчить его положение.
Весною 1921 года всех удивила весть о предстоящем
выступлении А. А. Блока на литературном вечере, цели
ком посвященном его творчеству. Афиши известили город
о том, что вечер этот состоится в Большом драматическом
театре и что со вступительным словом выступит К. И. Чу
ковский. Билеты оказались разобранными задолго до
назначенного дня. Театр был переполнен. Послушать
Блока пришли люди различных литературных поколений,
все его давние и новые друзья. И странное у всех было
чувство, давшее общий тон этому вечеру. С беспощад
ной ясностью сознавал каждый, что это, быть может, по
следняя встреча с Блоком, последний раз, когда можно