В 1715 году Петр перевел Навигацкую школу в молодую столицу и создал в Петербурге Морскую академию. Петр утвердил программу Морской академии, в которой должны были "учить наукам, арифметике, геометрии, навигации, артиллерии, фортификации, географии, рисовать живописью и воинским обучениям, мушкетами и на рапирах, и некоторых астрономии".
Развитие флота Петр I считал очень важным делом. Создание Навигацкой школы, ее перевод в Петербург, преобразование в Морскую академию - все это свидетельство внимания, которое Петр уделял подготовке квалифицированных офицеров флота.
При преемниках Петра, неспособных продолжать дело преобразования России, развитие флота замедлилось, и подготовка моряков ухудшилась.
В 1752 году Академию переименовали в Морской шляхетский корпус, где больше всего заботились о муштре. До наших дней дошли записки одного из участников декабрьского восстания 1825 года, который, вспоминая годы учения в Морском корпусе, пишет о грубости и невежестве преподавателей, о побоях, о диких, казарменных нравах, царивших в корпусе.
С начала XIX века директором Морского корпуса был назначен Карцев, ранее служивший в Кронштадте в звании подполковника. Новый директор не любил флота, в науках не разбирался и, как выразился один историк, "хотя управлял Морским кадетским корпусом почти 25 лет, но посещал корпус редко". Однако эти редкие посещения не помешали Карцеву пропитать корпус аракчеевским духом, палочной дисциплиной, отучающей людей думать и заставляющей их только повиноваться.
Крузенштерн стал директором корпуса в 1827 году. Отличный моряк, он знал и любил морское дело; понимал, что рост флота, усложнение его техники, появление паровой машины на кораблях требует коренной перестройки всего дела подготовки морских офицеров.
Крузенштерн добился создания при Морском корпусе офицерского класса. Из каждого выпуска шесть-восемь отличников переходили в офицерский класс. В течение двух лет будущие офицеры слушали лекции по высшей математике, астрономии и по теории кораблестроения.
Большая заслуга Крузенштерна как директора корпуса заключалась в том, что он пригласил в качестве преподавателей корпуса многих крупных ученых: математиков Остроградского и Буняковского; химиков Соловьева и Гесса; физиков Купфера
и Ленца, астронома Тарханова, артиллериста Дядина{4}.
То были лучшие силы отечественной науки той эпохи, ее гордость и слава. Большинство из них являлись членами Петербургской Академии наук.
Приглашенные Крузенштерном академики расширили и углубили курсы своих предметов. Их программы оказались столь обширны, что дали повод известному немецкому естествоиспытателю Александру Гумбольдту, посетившему Россию в 1829 году, сказать полушутя-полусерьезно:
"Как счастлив я был бы, если бы мог знать все то, что знает русский кадет".
Конечно, русские кадеты усваивали далеко не все, что было написано в этих учебных программах. Косным, боявшимся новшеств, врагом просвещения оставался николаевский режим, и попытки передовых людей развивать науку, улучшать преподавание не находили поддержки.
Александр Федорович Можайский, пробыв шесть лет в Морском корпусе, изучал: навигацию, астрономию, теоретическую механику, начертательную геометрию, геодезию, фортификацию, морскую тактику, морскую практику, теорию кораблестроения, корабельную архитектуру и французский язык.
То обстоятельство, что в учебный план ввели новые в то время науки начертательную геометрию, теорию кораблестроения и корабельную архитектуру, говорит о том, что Морской корпус готовил не просто командиров кораблей, но технически образованных офицеров, которые успешно могли работать и в области проектирования кораблей. Можайский окончил корпус не только как судоводитель, но и как проектировщик кораблей.
19 января 1841 года Александра Можайского произвели в гардемарины. Предстояли еще два года практического плавания на парусных военных судах Балтийского флота. В течение этих двух лет Можайский плавал на фрегатах "Мельпомена", "Ольга", "Александр Невский".
Так началась морская служба Александра Можайского, которой он, за исключением нескольких коротких перерывов, отдал большую часть своей жизни. Трудная и, вместе с тем, славная морская служба!
1843 год он встретил мичманом: в то время это было первое офицерское звание или, как тогда говорили, чин. Молодого офицера направили в Архангельск. Там жили его отец, мать, сестры.
В Архангельске, в устье большой, многоводной реки, находилась удобно расположенная верфь. Северные леса были богаты запасами древесины. Поморы, прирожденные моряки, потомки бесстрашных новгородцев, ходивших на утлых судах к Новой Земле и к Груманту (Шпицбергену) суровым Студеным (Баренцевым) морем, славились как искусные корабельные мастера. В начале XIX века, в эпоху, когда еще господствовало деревянное кораблестроение, архангельская верфь сохраняла свое значение.
Фрегаты, на которых начал свою морскую службу гардемарин Александр Можайский, строились на Архангельской верфи. По тем временам проще было перегонять построенный в Архангельске корабль морем на Балтику, чем везти издалека в Петербург корабельный лес. Да и само дальнее плавание шло морякам на пользу.
Послужной список Александра Федоровича скупо рассказывает о его жизни той поры: в 1844 году Можайский совершил переход на 74пушечном корабле "Ингерманланд" из Белого моря в Балтийское; годом позже снова крейсировал по Белому морю на шхуне "Радуга"; в 1846 году на этой же шхуне сделал свой второй переход из Белого моря на Балтику.
Годы морской службы, плавания по Белому, Баренцеву, Норвежскому, Северному и Балтийскому морям закалили волю молодого моряка, умножили школьные знания на практический опыт.
В первой половине прошлого века русский военный флот оставался почти целиком парусным. Бригантины, шнявы, шлюпы - старые, ныне почти позабытые слова. Они будят в сознании образы парусных, белокрылых кораблей, режущих волну стройным корпусом, крепко сшитым из стойкой, прочной лиственницы.
Самые большие корабли назывались линейными, потому что во время боя выстраивались в одну линию. Фрегаты - это крейсеры первого ранга, быстроходные трехмачтовые суда, с сильным вооружением, доходящим, иной раз, до 80 пушек.
Александру Федоровичу Можайскому исполнилось двадцать пять лет, когда его произвели в лейтенанты. Тогда на флоте не существовало званий младшего и старшего лейтенантов: за лейтенантом следовал непосредственно капитан-лейтенант, за капитан-лейтенантом - капитан 2-го ранга.
В период службы на Балтийском море Можайскому доводилось плавать на разных парусных военных судах. Сперва на маленькой, такой же, как и "Радуга", 16пушечной шхуне "Метеор"; потом на большом 84-пушечном корабле "Вола", длина корпуса которого была равна 60 м; наконец, на корабле "Память Азова" - родном брате "Ингерманланда" - новом, только что пришедшем из Архангельска.
То были последние годы существования военного парусного флота. Новые паровые суда шли на смену парусным. Однако новая техника - паровая машина медленно, очень медленно внедрялась на флоте.
В России уже более тридцати лет строили паровые суда. Еще в 1815 году на обыкновенную баржу поставили балансирную паровую машину мощностью всего лишь в 4 л. с. - так появился первый русский пароход. Два больших, широких бортовых колеса располагались ближе к носу парохода. Дым от котла выходил из кирпичной трубы. "Елизавета", так называлось это первое паровое судно, ходила между Петербургом и Кронштадтом, делая до 9 километров в час.
Уже через три года, в 1818 году, на Ижорском заводе построили для русского флота первый военный пароход "Скорый", с паровой машиной мощностью в 22 л. с.
Однако вертикальные паровые машины с балансирами были чрезвычайно тяжелы и громоздки. В Англии пытались создать безбалансирную паровую машину, но неудачно. Такую машину впервые создали на Ижорском заводе в 1832 году русские инженеры. Она была предназначена для парохода "Геркулес" и развивала мощность в 240 л. с. Создание первой в мире судовой безбалансирной паровой машины было важным событием и, несомненно, ускорило распространение паровой техники на флоте.