Он и подумать не мог, что все так именно и случится, что его сыновья Дмитрий и Николай Милютины станут первыми помощниками будущего российского императора и навсегда делами своими впишут свои имена, а значит и его имя, в историю. Но пока все это только предстояло. Дети росли, и делами занимались их родители.
Глава 2. Семья
Александр был первенцем молодой великокняжеской четы. После него в 1819 году появилась на свет Мария, в 1822-м – Ольга, 1825-м – Александра, 1827-м – Константин, 1831-м – Николай, 1832-м – Михаил. Детей было много, и много было хлопот, несмотря на присутствие всевозможных нянюшек, кормилиц и фрейлин.
Повествование наше неровно, оно то забегает далеко вперед, то останавливается на предметах, казалось бы, не стоящих внимания с государственной точки зрения. Но частная жизнь и обычных людей тесно связана с жизнью их страны, а уж в жизни царской семьи почти все переплетено с государственными делами – и радости, и горести.
Государь Александр Павлович был несчастлив в детках. Две дочери его умерли, даже незаконная дочь умерла юной. И хотя годы его были далеки от преклонных и смерти он не боялся, соображения законного престолонаследия побудили его задуматься о преемнике.
После удалой чехарды наследников великого царя Петра в прошлом веке покойный государь Павел Петрович ввел новый порядок престолонаследия. По нему царствующий государь обязан был назначить себе наследника из числа своих прямых потомков по мужской линии. Следующим за Александром Павловичем был великий князь Константин.
Они росли вместе у бабушки Екатерины II, она их холила и нежила, баловала со всей щедростью и родственной, и царственной. Предпочтение все же отдавала старшему.
Они с Константином были ровесники, разница всего в два года. Другие же братья и сестры были заметно моложе и потому далеки от них: Николай родился в 1796-м, Михаил – 1798-м, Екатерина – 1788 году. Когда сестра выросла немного, Александр стал жалеть ее, некрасивую насмешницу, с решительным характером и честолюбивыми намерениями. Может быть, он любил ее больше, чем кого-либо другого из их недружной семьи. Костя был добр, да слишком горяч и груб, меньшие далеки, отца он боялся при жизни, а потом боялся памяти о нем, матери не мог простить честолюбивых поползновений на власть, долженствующую принадлежать только ему.
После ночи 11 марта 1801 года, когда совершилось убийство Павла Петровича, на утро многие слышали, как Мария Федоровна, нежданно-негаданно превратившись во вдовствующую императрицу, кричала охрипшим от волнения голосом: «Я хочу править!»
В темных коридорах Михайловского замка, в колеблющихся огнях свечей ей померещилось новое счастливое правление – вослед за Екатериной Великой – ее правление. Но мелькнули тени по стенам и пропали. Сплоховала матушка, поздно спохватилась.
Мария Федоровна была одна, без союзников и сторонников. Плохое знание русского языка не было такой преградой для занятия русского престола, как отсутствие верного полка гвардии. Еще недавно почтительные и льстивые придворные грубо оборвали ее. Какие-то офицеры-гвардейцы отвели в комнату и стерегли до приказа императора, нового императора. Она сначала искренне не поняла, а потом показно удивилась: «Кто – император?»
Все это помнил Александр Павлович. Он был, конечно же, почтителен к матери, очень почтителен, но не мог ей простить той ночи. Впрочем, сама она, казалось, вовсе о том забыла. Высокая, статная и румяная, несмотря на пошедший седьмой десяток, она сохранила энергию и живость характера, теперь направленные на внуков.
В шестнадцать лет бабка женила Александра на баденской принцессе, которая была полутора годами младше его. Юношеская нежная страсть к Елизавете Алексеевне быстро ушла, осталась государственная обязанность. Долгая страсть к черноокой Марье Антоновне Нарышкиной, урожденной польской княжне Святополк-Четвертинской, со временем обрела привычность как бы второго брака и также стала тяготить его.
В том 1818 году, с которого начинается наше повествование, он сказал в Москве графине Софье Ивановне Соллогуб: «Возносясь духом к Богу, я отрешился от всех земных наслаждений. Призывая к себе на помощь религию, я приобрел то спокойствие, тот мир душевный, который не променяю ни на какие блаженства здешнего мира».
Со смертью последней дочери закончились все видимые счеты его с этим миром, в который он вступил прекраснодушным юношей и который покорил, став могучим и мудрым, как говорили, царем. Он полюбил ездить по монастырям, беседовал со старцами и подвижниками и просил их благословения. У ближних это вызывало глухое недоумение, а его душа искала иной правды, иных ответов на вопросы, задаваемые жизнью, чем те, что были привычны.