Встреча во Фретевале, казалось, обеспечила разрешение двух проблем, разделявших Генриха и Бекета, – имущество Кентербери и права архиепископа, которым коронация бросила вызов; однако, это не затрагивало суть проблемы, Постановления. Более того, король отказался от «поцелуя мира», и также не сделал какого-либо намека на возврат собственности Кентерберийского монастыря. И агент Бекета, Герберт Бошам, который был делегирован зафиксировать возврат собственности, столкнулся с различными препятствиями и враждебностью королевских чиновников в Англии. В результате, королю пришлось вмешаться лично. Хотя Иоанна Солсберийского, также посланного вперед для подготовки возвращения архиепископа, тепло встретил простой народ, он посчитал свое положение ненадежным.
Соответственно, когда архиепископ доложил официально в Курию, он настойчиво требовал принятия справедливого решения для Кентербери. Курия, видимо, в это время рассматривала возможность дисциплинарного взыскания с участников коронации. Она собралась в полном составе для обсуждения, хотя в ней сохранились прежние разногласия, которые, однако, уже не были такими острыми, как прежде. Кардинал Убальдо из Остии, который длительное время поддерживал Бекета, высказался за принятие строгих дисциплинарных мер. После длительного исследования всей проблемы, и получив совет всей Курии, Папа решил снять с поста Роджера и тех епископов, которые принимали участие в коронации или которые присягнули «обычаям». Лондон и Солсбери снова были подвергнуты анафеме, а вместе с ними и ряд других священников, подлежащих юрисдикции Бекета, решение о которых было оставлено на его усмотрение (10 сентября 1170 года). Письма о принятии данного решения не были опубликованы, но посланы архиепископу. А другое письмо, от 13 октября, давало Бекету право опубликовать их, если он видел в этом необходимость, но освобождало от наказания короля, его жену и сына. Тем временем 9 октября архиепископы Ротру из Руана и Вильгельм из Санса были наделены властью наложить отлучение от Церкви на континентальные владения Генриха после тридцатидневного предупреждения. Если один из них отказывался или был неспособен действовать, другой должен был продолжить дело.
Все это заняло время, и Бекет был вынужден снова указать Курии, что чиновники Генриха все еще препятствовали исполнению решения о восстановлении его прав. Но он также не желал подвергать опасности свое возвращение в Англию. Поэтому он попросил из всех писем Папы предоставить ему некоторые, чтобы он мог обнародовать их по собственному усмотрению, исключая только осуждение Генриха и епископа Экзетерского, но отрешая от должности Роджера Йоркского и отлучая от Церкви Фолиота Лондонского и Жослена Солсберийского. Эти письма были посланы 24 ноября 1170 года, но едва ли достигли архиепископа, прежде чем он решил действовать накануне своего отправления в Англию.
Вопрос, почему Бекет стал действовать именно в этот момент, широко обсуждался, так же как и правомерность или мудрость этого поступка. Он знал, что трое упомянутых епископов сожалели о возможном возвращении архиепископа и пытались предотвратить это. Он также мог знать, что они уже были готовы высадиться во французских владениях Генриха, чтобы присоединиться к королю в Нормандии, и затевали планы снова бросить вызов власти архиепископа, заполняя вакантные священнические должности в Англии своими сторонниками. Какими бы ни были причины, Бекет обнародовал оригинальный текст буллы об отрешении от должности и анафеме, прежде чем уехал с континента. На следующий день (1 декабря) он высадился в Сендвиче.
Когда три епископа узнали об этих событиях, они немедленно потребовали отпущения грехов и оправдания. Бекет ответил, что, поскольку он представил папский приговор, он не мог действовать самостоятельно. Но двум своим епископам он предложил компромисс. Бекет заявил, что освободит их от церковного проклятия, если они согласятся подчиняться распоряжениям Папы. Роджеру, находившемуся за пределами юрисдикции Бекета, не была предложена такая уступка, однако тот сумел убедить других епископов проконсультироваться с королем, прежде чем действовать. Они, по-видимому, были настроены в пользу предложения Бекета. Но вместо этого все трое переплыли через Ла-Манш, чтобы присоединиться к королю в Нормандии и доложить ему обо всем, что произошло. Опираясь на его поддержку, они немедленно отправили посланников с апелляцией в Курию.
Бекет, тем временем, был принят восторженно толпами людей, а его поездка в Кентерберийский собор оказалась подлинной триумфальной процессией. Прием чиновниками короля и принцем Генрихом, который одно время являлся его другом и учеником, был, однако, значительно менее сердечным. Бекету отказали в доступе ко двору принца в Винчестере. Архиепископу также дали понять, что он не должен выходить за пределы своей епархии и надоедать просьбами. Таким образом, Бекет снова, на этот раз с кафедры в Кентербери в Рождество, публично назвал своих врагов и подтвердил приговор об их отлучении.
День или два спустя Генрих в припадке ярости позволил себе обронить высказывание: «Неужели нет никого, кто мог бы избавить меня от этого низкорожденного клирика?». Поскольку после службы, проведенной Бекетом, прошло слишком мало времени, едва ли возможным, и практически невероятным, представляется то, что люди короля успели доложить ему о рождественской проповеди архиепископа. Генрих, без сомнения, был рассержен полученными еще раньше известиями об отлучении, и, очевидно, на его позиции оказали влияние более непримиримые советники, прежде всего, вероятно, Роджер Йоркский. В любом случае, четыре рыцаря из его сопровождения приняли слова своего короля слишком буквально и 29 декабря, спустя лишь четыре дня после Рождества, встретились с Бекетом в Кентерберийском соборе. На отказ архиепископа аннулировать отлучения, они поразили его мечами.
Шок и негодование, возникшие в ответ, проявились не только немедленно, но и по всей Европе. Французы, конечно же, были особенно поражены преступлением, поскольку Бекет провел шесть лет на их земле. Король, архиепископ Вильгельм из Санса и многие другие люди немедленно написали Папе, требуя наказать виновных.
Генрих II, в первое время, очевидно, был глубоко поражен данным событием. Говорят, он даже заперся на три дня, отказываясь видеть кого-либо. Когда король оправился от первоначального шока, он принялся искать прощения души от того церковного осуждения, которое, как он знал, должно непременно последовать. Его посланники отправились сначала в Санс, надеясь предвосхитить отлучение, которое угрожало владениям короля. Однако они не смогли выполнить свою задачу. 25 января 1171 года Вильгельм из Санса, архиепископ и папский легат, после консультаций с епископами и аббатами своей провинции, наложил по своему праву отлучение от Церкви на континентальные земли Генриха. В конце концов, испытав трудности в своем путешествии через имперские земли, посланники короля прибыли в Курию в марте.
Александр, конечно, разделял общее чувство негодования. Когда Папа получил ужасающие новости, он раздумывал над обращением отлученных от Церкви епископов, Лондонского, Йоркского и Солсберийского. Вся дискуссия по этому делу сразу резко прекратилась. Вот как это описал один хронист:
«Господин Папа был так потрясен, что было практически невозможно вести с ним разговор в течение недели; всем англичанам было запрещено входить к нему, и все их дела были отложены».
Невозможно представить с точностью, какие чувства Папа испытывал в глубине души. Он, по-видимому, в раскаянии укорял себя за то, что сейчас ему представлялось проявлением чрезмерного терпения в отношениях с английским королем. Безусловно, Папа не спешил действовать, так как решения, которые ему предстояло сейчас принять, не были легкими. Как верховный судья он должен был определить наказание за вину, что требовало проведения расследования о степени виновности. Но Папа являлся также и верховным пастырем, чьим долгом было обдумать епитимью и отпустить грехи грешнику. В целом те обязанности, которые Папа исполнял, накладывали на него огромную ответственность.