Драма старшего сына
Великий князь Константин Николаевич, судя по воспоминаниям современников, без ума любил своего старшего сына Николая и не щадил ни средств, ни времени на его воспитание. Писатель Д. В. Григорович, состоявший некоторое время воспитателем Николы (как его звали в семье), вспоминал его с симпатией. Следуя традициям императорской династии, Николай Константинович стал военным. Близкая ко двору великой княгини Александры Иосифовны графиня К. Клейнмихель замечает в своих записках, что «он хорошо и старательно учился в Академии Генштаба, был очень красивым юношей с прекрасными манерами, хорошим музыкантом и обладал прекрасным голосом» (371, 2002, № 10, с. 131). Первым из великих князей Николай окончил Николаевскую академию Генштаба, получил серебряную медаль и был зачислен в Конногвардейский полк. Его брат Константин Константинович в 1871 г. в дневнике отметил, что вся семья любуется Николаем и гордится тем, что он — командир эскадрона. Почувствовав самостоятельность Николай Константинович стал вести фривольную жизнь, имел беспорядочные половые связи, к двадцати годам «заработал сифилис». Вскоре он увлёкся симпатичной и обольстительной кокоткой — американкой Генриеттой Блекфорд (будущей писательницей Фанни Лир), намного старше его. Летом 1872 г. влюблённые побывали в Вене, Мюнхене, Риме, Неаполе и Турине. Николай всюду одаривал её по-царски дорогими подарками. Стремясь разорвать связь с безродной американкой, великий князь Константин Николаевич добился того, что в феврале 1873 г. уже в звании полковника его сын был направлен в далёкий Туркестан и принял участие в Хивинском походе. Однако разлука ещё более сблизила возлюбленных. Николай переводит на счёт своей подруги огромные суммы… Беда разразилась в апреле 1874 г. Чтобы сократить изложение, сошлёмся на дневниковую запись военного министра Д. А. Милютина. «Сегодня утром (18 апреля 1874 г. — Е. Т.), — помечает он, — государь растрогал меня своим глубоким огорчением; он не мог говорить без слёз о позоре, брошенном на всю семью гнусным поведением Николая Константиновича. Государь рассказал мне всё, как было; подробности эти возмутительны. Оказывается, что Николай Константинович после разных грязных проделок, продолжавшихся уже несколько лет, дошёл наконец до того, что ободрал золотой оклад с образа у постели своей матери и похищал несколько раз мелкие вещи со стола императрицы. Всё краденое шло на содержание какой-то американки, которая обирала юношу немилосердно. Всего хуже то, что он не только упорно отпирался от всех обвинений, но даже свалил вину на других (капитана Е. П. Варпаховского, бывшего при нём за адъютанта. — Е. Т.), на состоящих при нём лиц. Государь довольно долго говорил об этом тяжёлом для него семейном горе, несколько раз возвращался к нему в продолжение моего доклада, высказывал своё намерение исключить Николая Константиновича из службы, посадить в крепость, даже спрашивал мнения моего — не следует ли предать его суду. Я советовал не торопиться с решением и преждевременно не оглашать дела. Была речь о том, чтоб освидетельствовать умственные способности преступника: поступки его так чрезвычайны, так чудовищны, что почти невероятны при нормальном состоянии рассудка. Может быть, единственным средством к ограждению чести целой семьи царской было бы признание преступника помешанным (клептомания)» (187, т. I, с. 152-153).
Врачи, освидетельствовавшие Николая, доложили Александру II, что странности проявляются уже в том, что «он не только не опечален всем случившимся, но шутит и кажется совершенно равнодушным». Ему объявили, что он лишён чинов и орденов и будет в заточении без срока, что также было принято равнодушно. Государь на семейном совете принял решение признать Николая Константиновича психически больным. Г. Блекфорд была арестована, но вскоре освобождена с условием безвозвратного выезда из России. Ей были запрещены любые контакты с Николаем. После переговоров у неё выкупили финансовые обязательства юноши на 100 тыс. рублей и его духовную, хранившуюся в американском посольстве, за половину стоимости.