Повседневная жизнь царя была так же далека от восточных традиций, как и его увлечение театром, спортивными состязаниями и пирами. Правда, царь все больше уединялся, избегал общества (а для этого очень пригодились восточные телохранители!), делая это не ради поддержания церемониала, а скорее для того, чтобы скрыть от любопытных взоров свое поведение, определявшееся мимолетными настроениями. И никто, кроме его приближенных — гетайров, «пажей» и телохранителей-гипаспистов, не должен был знать, что царь может проспать весь день после ночного пира, что он предается игре в кости или, повинуясь минутному порыву, играет с «пажами» в мяч, что он с увлечением читает трагедии, дифирамбы Филоксена или же книгу какого-нибудь историка, а иной раз в свое удовольствие упражняется в стрельбе из лука[343].
И в делах Александр легко поддавался мимолетным настроениям. Он неохотно подчинялся тому, что зовется долгом или обязанностью, им руководили увлечение и страсть. Так он относился ко всему, что было связано с империей, что шло ей на пользу. Несомненно, внутренняя работа происходила в Александре и во время его отдыха или развлечений. Менее всего терял он время, когда произносил речи на ночных пирах, ибо в этих речах он формировал свои творческие замыслы.
Разработкой и претворенном в жизнь своих гениальных идей царь, по-видимому, больше мучил других, чем себя. Во время обсуждений и на аудиенциях говорили лишь о самом необходимом. Об остальном должны были заботиться его помощники, которые постоянно жаловались на то, что царь все время торопил их и ставил перед ними все более трудные задачи. Лишь при обсуждении личных вопросов царь доводил все сам до конца. Решая государственные дела, царь сидел на троне в окружении приближенных и слуг, среди которых были и евнухи; все это придавало происходящему несколько восточный характер. Иранские супруги царя — число их увеличилось теперь до трех — как бы укрепляли связь царя с Востоком. Однако домашний уклад цариц не играл никакой роли в придворной жизни. Супруги царя не участвовали в представительстве. Александр, как и прежде, не потерпел бы «царицы», представляющей государство. Никакого женского засилья в придворном лагере не существовало, женская любовь вообще не особенно ценилась. Волнения, соперничество, всякого рода накал страстей среди придворных вызывали лишь мальчики, предназначенные для любовных утех. К ним, в особенности к одному из них — восточному юноше Багою, Александр, по-видимому, тоже проявлял некоторый интерес.
На духовную жизнь Александра и его придворных Восток также не оказал существенного влияния. Александр был преисполнен интереса к культуре греческого мира, в круг его чтения входили греческие поэты и историки. Он интересовался и эллинскими философами, но преимущественно теми, кто одобрял его идеи и стремление к господству; так, из шкоды киников он больше всего ценил Онесикрита, а из школы Демокрита — Анаксарха и Пиррона. В молодости Александр узнал от Аристотеля, каким должно быть идеальное государство, теперь он охотно воспринимал учения Ксенократа и Феопомпа. Но наиболее тесные связи у Александра были с художниками и скульпторами, например с Лисиппом и Апеллесом. Царь принимал весьма деятельное участие в разработке архитектурных проектов. Не существует никаких свидетельств о его увлечении вавилонскими хрониками или восточной лирикой, но индийская философия в том виде, как ее излагал Калан, вызвала у него некоторый интерес. К иранской религии, к учениям Заратуштры и магов царь тоже относился со всей серьезностью, однако это было вызвано государственной необходимостью.
Образ жизни большинства приближенных, как и круг интересов культурной жизни царя, не определялся восточным влиянием. Правда, многие его придворные вели себя весьма спесиво и высокомерно, а в роскоши превосходили даже самого царя. Но когда придворный льстец Гагнон приказал украсить свою обувь золотыми гвоздями, а военачальник Клит велел обить пол дорогими пурпурными тканями, это отмечалось как нечто странное. В остальном все аристократические наклонности и пристрастия военачальников оставались и теперь старомакедонскими. Например, Кратер и Пердиюса повелели, чтобы песок для спортивных арен везли в обозе на специальных повозках, а по приказу Леонната также везли и огромное количество материала для огораживания охотничьих угодий. В интересах политики ассимиляции царь всячески поддерживал в своих приближенных проявление интереса к Востоку и его обычаям и дарил им роскошные восточные одеяния[344]. Но к придворным это относилось меньше, чем к сатрапам, для которых Певкест и его увлечение Востоком по-прежнему оставались примером для подражания.
343
Об игре в кости см.: Plut. Al., LXXVI, 2; о стрельбе из лука см.: Pint. AL, LXXIII, 4: об игре в мяч; Plut. AL, LXXIII, 7; о спортивных состязаниях: Arr. VII, 14, 1; о литературных интересах: Plut. AL, VIII, 3.