Со страхом и восхищением слушал Сашка о далеких краях, полных сказочных соблазнов и опасностей. Ему и раньше страстно хотелось путешествовать, подняться на заоблачные вершины Кавказа, Памира, увидеть горные озера и пустыню Кара-Кумы, океанские пароходы и непроходимые джунгли. Он с жадностью читал книги о знаменитых путешественниках.
Но Сашка не знал, как начать путешествие, чем питаться в пути, чтобы не умереть с голода. Да и милиционер мог поймать на любой станции и сдать в детдом. Но с Тимошкой Сашка смело покинул родной город. Тем обиднее теперь ему так неожиданно и нелепо потерять верного дружка.
Глава III
ПОЧЕМУ ЦВЕТЕТ МАК
ашка брел, сам не зная куда.
Все сильнее припекало солнце. С завистью смотрел он на людей, едущих на пароходах, в баржах вверх и вниз по Днепру. С далеких полей доносился рокот комбайнов, косилок, слышались веселые голоса. Но Сашка обходил людей: они трудятся, обливаясь потом, стыдно у них попрошайничать. Да и не любят они шатающихся бездельников, особенно в горячую пору полевой страды. Не вернуться ли обратно в город?
Из-за косогора неожиданно открылся большой сад. Он широкой полосой протянулся вдоль Днепра. Истомленный мальчик обрадовался и побежал к саду. У глубокого рва он остановился, посмотрел в сад сквозь густые кусты боярышника — и замер от изумления. Перед ним открылось вдруг такое сказочное диво, что с минуту он стоял как вкопанный. Рябило в глазах от обилия яблок, груш, слив. Отягченные крупными румяными плодами, зеленые ветки клонились к земле, гнули подпорки или в изнеможении опирались о землю. Из сада веяло прохладой и запахами яблок, дынь, груш, меда.
Он прислушался. Тихо. Только жужжали пчелы, стрекотали кузнечики да изредка глухо стукалось о землю упавшее яблоко. Не в силах больше терпеть голод, Сашка протиснулся сквозь густую колючую ограду из кустов боярышника и оказался в саду. Впопыхах он схватил с земли яблоко, надкусил его. Оно было червивое. Сердце у Сашки сильно билось: и красть дело нелегкое. Злясь на себя за нерешительность, он с ожесточением тряхнул дерево. И с десяток больших груш с желтыми подрумяненными боками упало в скошенную траву. Торопясь, Сашка жадно ел сладкие, сочные плоды, совал их за пазуху.
— Стой, а то стрелять буду! — вдруг раздался хрипловатый строгий голос.
Седобородый дед в длинной холщовой рубахе и в соломенной широкополой шляпе-брыле стоял шагах в двадцати, направив ружье на мальчика.
Сашка замер, как зверек, застигнутый врасплох.
— Чей ты? — спросил дед.
— Ничей, — вызывающе ответил воришка.
— Брешешь! Знаю вас. Батько и маты есть?
— Нет. Я сам себе хозяин.
Дед усмехнулся:
— Ого, якый хозяин! От горшка два вершка. А чего не плачешь?
— Не умею… пустите, — осмелел Сашка, определив по дедовой усмешке, что стрелять тот не будет.
Но дед опять строго насупил сивые косматые брови:
— Ну, не растабарывай тут! Иди вон туда, до куреня. А я за тобою. Ты арештованный, понятно?
Еще чего недоставало — «арештованный»! Именно этого Сашка и опасался, И уже совсем глупо — быть арестованным этим дряхлым дедом. Надо вежливее просить его.
— Дидуся, ну пустите, что вам стоит? А то… а то все одно убегу!
Но дед твердо стоял на своем:
— Будешь тикать — стрельну! Чуешь, хлопче?
— А как не буду тикать?
Первое желание у деда было — выдрать за уши дерзкого мальчугана, чтоб не лазил в чужие сады, но хлопчик этот, смышленый и смелый, понравился деду, и жалость к нему тронула стариковское сердце: «Он же голодный, мабуть, як цуцык. И видно, такой же завзятый, як Петрик мой».
А для деда черноголовый внучек Петрик — может, самая большая отрада в жизни. Только деды понимают, как сильно можно любить внуков. И возраста Петрик, кажется, такого же. Да что там говорить! Ведь и этот замурзанный и драный хлопчик тоже чей-то внук.
И деду хочется скорей узнать, каким ветром занесло его сюда. Есть еще у деда неутолимая страсть: ему всегда хочется с кем-нибудь говорить о своем новом восторженном чувстве, обретенном на старости, а говорить не с кем. Колхозники давно перестали удивляться тому, что волновало деда. А с этим бездомным хлопцем можно наговориться вволю.
— Слухай, хлопче, не будешь тикать — до отвала нагодую тебя медом, дынями сладкими и всем, що сам тут бачишь. Нам не жалко. У нас всего вдосталь. Тильки воров, як тех паразитов и трутней, снистожаем… Иди до куреня!
— А после того, как нагодуете, чего со мной сделаете?
— Погомоню и отпущу! Верь совести, отпущу… А захочешь — заночуешь тут. Распалим костер, сказку расскажу. А зовут меня дед Макар.
Сашка колебался. Не задумал ли дед какую-нибудь злую шутку? Не отправит ли в тюрьму? Но надо пока слушаться деда, а то еще стрельнет. И сказал: «Верь совести»… Нельзя не верить совести. Да и есть хочется нестерпимо.
Мальчик шел под конвоем, жадно глядя на обилие фруктов и подозрительно косясь на деда.
В курене на сене лежали кучи яблок, груш, арбузов, большая надрезанная дыня с толстой сочной розоватой мякотью. Пчелы вились вокруг покрытого полотенцем кувшина с медом. Соблазнительные запахи кружили голову Сашке. Он все еще недоверчиво озирался, будто выжидая подходящей минуты, чтобы сбежать.
Хитровато улыбаясь, старик достал из подвешенной торбы белый пшеничный хлеб, кусок сала, завернутый в капустный лист, положил на разостланный перед гостем вышитый рушник[3] груши, яблоки, дыню. Нашлись у него в макитре[4] и жареные лини и караси, а в миске — белые пухлые пампушки.
Выставил он и глечики[5]: один — с медом, другой — с фруктовым соком. Мед — янтарно-золотистый, пахучий и прозрачный, какого Сашка никогда еще не видел.
— Ну, хлопче, — с улыбкой сказал дед, — приступай до пиршества. Ешь, що тебе больше нравится.
Что нравится?! Сашке так есть хочется, что разом на все набросился бы. Но он для солидности отвел глаза от соблазнительной еды.
— Я не голодный.
— Брешешь, по глазам бачу. Ешь, хлопче, на здоровье. Не стесняйся. Сам таким был. — Дед подвинул к нему миску и хлеб. — А звать же тебя як?
— Сашка.
— Так. Сашко, значит. Ну, угощайся, Сашко.
Сашка с минуту поупрямился из приличия, но, не в силах больше сдерживаться, накинулся на еду.
Дивясь странному виду незваного пришельца и тому, как жадно ест он, дед осторожно спросил:
— Где ж ты бывал, человече, и куда путь держишь?
— Путешествую, — нехотя буркнул хлопчик.
— Ого, путешественник! Ты, мабуть, такой путешественник, як то перекати-поле. Бурьян есть такой катучий. Ветер гонит его, а оно катится и катится невесть куда.
— И совсем не бурьян, — возразил Сашка и загадочно подмигнул. — Мы направляемся на Памир, к Алмазной горе…
Дед усмехнулся:
— Эге, большое дело задумал ты. По-моему, за такое путешествие на тебя надо воздействовать батогом по заду. Понял?
— Некому батогом воздействовать.
— А родители твои куда смотрят?
Хлопчик нахмурился и перестал есть.
— Я уже сказал: нету родителей. Не верите?