Воздавая должное деловитости американцев, Смирнов не закрывал глаза на теневые стороны американской жизни. Голая нажива — вот основной, вернее единственный, стимул, двигающий технический прогресс. Погоня за прибылью накладывает свой отпечаток на качество изделий промышленности. «Американцев следует вообще признать нетребовательными в отношении технических сооружений, не обращающими особого внимания на эстетические и даже технические несовершенства. Отличаются также большой снисходительностью и американские правительственные органы. Все это, конечно, благоприятствует развитию технической промышленности, но вместе с тем сообщает ей особый характер, выразившийся, например, в небрежном, произведенном на скорую руку, устройстве электрических установок, что в свое время, как известно, было причиной большого числа несчастных случаев»[416].
Русскому электротехнику особенно бросалась в глаза находившаяся тогда еще в зародыше тенденция к концентрации капитала. Поэтому теоретические исследования далеко не соответствовали бурному техническому росту. «Там, — писал в заключение Смирнов, — где требуется научная, а не техническая разработка какого-нибудь нового вопроса в области электричества, Америка отстает от Европы и в большинстве случаев пользуется плодами мысли и трудов ученых Старого Света. Существуют, правда, и исключения, но они редки. Вообще должно сказать, что развитие электротехники в Америке обширно, разнообразно и находится в полном соответствии с американской жизнью, которой едва ли можно завидовать»[417].
Попов, признавая всю ценность успехов, достигнутых американской электротехнической промышленностью, также относился ко многому другому весьма критически. 26 июня он писал жене: «Сегодня не был на выставке, ходил в город за покупками, но подходящего почти ничего не нашел… Во всем на наш взгляд — безвкусие… Дешевы только механизмы. Купил Степе[418] паровую машину за 75 коп.; можно купить часы с будильником за 1 р. 50 к., карманные за 2–3 руб., но конечно — все дрянь. Около выставки и на выставке много дрянных и дорогих сувениров»[419]. Тем не менее он ясно видел, что у американцев можно многому научиться. В другом письме он пишет: «В Чикаго… я останусь еще дней 10 или 8, смотря по путешествию, которое изберу отсюда в Нью-Йорк… В Нью-Йорке наверное почти попаду в мастерские Эдисона. Может быть, съезжу в Филадельфию, где также очень большой завод Электрической компании… Сегодня иду в Университет и Электротехнический институт». И в другом письме: «Я выеду из Америки во вторник на следующей неделе. Чикаго я покидаю послезавтра в 3 часа дня, на другое утро я буду на Ниагарском водопаде, откуда уеду к 4 часам вечера и рано поутру буду в Нью-Йорке, где проведу 4 дня… Надеюсь побывать у Эдисона…»[420]
Неоднократное упоминание Попова о своем намерении посетить лабораторию Томаса Алва Эдисона вполне понятно. К тому времени американский изобретатель давно уже завоевал всемирное признание, особенно трудами по электротехнике — почти во всех ее областях. Действительно, имя Эдисона неотделимо от истории таких отраслей электротехники, как телеграфия, телефония, освещение, динамостроение, аккумуляторная техника. Его занимала и идея передачи сигналов на расстояние без проводов, используя при этом, однако, не электромагнитные волны, а явления индукции. То, что предлагал Эдисон, касалось прежде всего связи на море.
Попов, пристально следивший за всем, что делалось в области электротехники, и выполнявший функции эксперта военно-морского ведомства, не мог не обратить внимания на это новое предложение прославленного изобретателя, о котором тогда говорила вся научно-техническая пресса. Примерно за год до того, как Попов поехал в Америку, в «Почтово-теле-графном журнале» было напечатано следующее заявление Эдисона: «Мною сделано открытие, что электрический телеграф между двумя отдаленными пунктами возможен и без проволоки, при посредстве одной индукции, если только она производится на достаточной высоте, так чтобы воспрепятствовать поглощению электричества землей. Открытие это имеет значение как для суши, так и для поверхности водной. Корабли на океане могут сообщаться между собой и с сушей. На море достаточна высота на 100 футов (около 30 м); можно пользоваться мачтами и с верхушек мачт давать сигналы на далекие расстояния: на вершине мачт будут устанавливаться металлические щиты, путем индукции электрические сотрясения вызывают вибрацию или электрические волны (подобные световым), действующие на электрический прибор на отдаленном судне, имеющем подобный же приемный металлический щит. При сообщении с берегом для возвышения металлических щитов над земной поверхностью можно употреблять воздушные шары на привязи»[421].
421
Почтово-телеграфный журнал. 1892. Отд. неофиц. С. 340–341; см. еще: Там же. 1889. Июль. Отд. неофиц. С. 495–496.