«Цель сей газеты, — как гласила ее программа, — была знакомить образованную публику с новейшими произведениями литературы европейской, а в особенности — российской».
Открыл первый номер «Литературной газеты» Пушкин отрывком из восьмой главы «Евгения Онегина»; во втором номере появилось его «Брожу ли я средь улиц шумных». В номере восьмом пошел отрывок из «Путешествия в Арзрум» — «Военно-Грузинская дорога»; «Ассамблея при Петре I» из «Арапа Петра Великого» пошла в тринадцатом номере; кроме этих художественных произведений, Пушкин много выступает в «Литературной газете» как критик со статьями и заметками — об «Истории русского народа» Полевого (№ 4 и 12), о «Юрии Милославском» Загоскина (№ 5), об альманахе «Денница» (№ 8), о «Записках Видока» (№ 20).
Так начался скорбный и славный путь «Литературной газеты».
Вести газету оказалось очень трудно, несмотря на блестящий состав сотрудников, а может быть, благодаря именно этому обстоятельству. Сверкающее имя Пушкина привлекало усугубленное внимание всего цензурного аппарата. Чтобы не запаздывать с выходом газеты, в корректурах загодя приходилось в самых безобидных заметках заменять. слово «республика», например, словом «общество», слово «мятежник» означалось как «злодей» и т. д. и т. п. Трудности с цензурой начались уже с пятого номера. В этом номере напечатана была статья П. А. Катенина — одна из статей серии «Рассуждений и критических разборов», озаглавленная «О поэзии европейской».
К светской цензуре была добавлена еще и духовная.
Высокий культурный тон «Литературной газеты» вызвал раздражение у петербургских конкурирующих изданий. Пушкинская группа литераторов за культурный тон газету за ее высокие установки получила кличку «литературной аристократии», остро переделанную Вяземским, хорошим полемистом, в «аристократию талантов».
«Уважение к минувшему — вот черта, отличающая образованность от дикости», — писал Пушкин.
И Пушкин продолжает углублять эту тему:
«Писатели, известные у нас под именем аристократов, ввели обыкновение, весьма вредное литературе: не отвечать на критики… Что же это в самом деле? Разве и впрямь они гнушаются своим братом-литератором; или они вообразили себя и в самом деле аристократами? Весьма же они ошибаются: журналы назвали их так в шутку, иронически (смотри «Северную пчелу», «Северный Меркурий»).
Всё это не отговорка. Если уж ты пришел в кабак, то не прогневайся — какова компания, таков и разговор; если на улице шалун швырнет в тебя грязью, то смешно тебе вызывать его биться на шпагах, а не поколотить его просто».
Так Пушкин приходит к утверждению некой необходимости для «аристокрации» активно, не стесняясь, отстаивать свою полезность, свою правоту…
Пушкин сам выступает в четвертом номере «Литературной газеты» с критикой «Истории русского народа», труда Н. Полевого.
Пушкин начинает с того, что протестует против пышного посвящения Полевым своего труда «Г-ну Нибуру, первому историку нашего века». Нет ли тут со стороны Полевого излишней самонадеянности? — спрашивает Пушкин. «…Кем и каким образом г. Полевой уполномочен назначать места писателям, заслуживший всемирную известность?»
Далее Пушкин цитирует самого Полевого:
«Я не поколебался писать историю России после Карамзина; утвердительно скажу, что я верно изобразил историю России; я знал подробности событий, я чувствовал их, как русский; я был беспристрастен, как гражданин мира»… и т. д.
«Первый том «Истории русского народа», — подводит Пушкин итоги своей критики, — писан с удивительной опрометчивостью… искусство писать до такой степени чуждо ему, что в его сочинении картины, мысли, слова, все обезображено, перепутано и затемнено».
Такими приемами Полевой, однако, привлек внимание и симпатии публики, и даже согласно утверждению Герцена он «начал демократизировать русскую литературу; он заставил ее спуститься с аристократических высот и сделал ее более народной или по крайней мере более буржуазной».
Какую же позицию заняло правительство к «Литературной газете»? Поддержало ли оно Пушкина в его патриотических и культурных планах и замыслах?
Нет, не поддержало. Булгарин выступил определенно против Пушкина как заинтересованный редактор-издатель собственной газеты «Северная пчела», как творец политической погоды, поддержанный Третьим отделением канцелярии его величества, и, наконец, как первый авторитет на газетном фронте. И нужно здесь коснуться биографии Булгарина, чтобы показать, кого выдвигало и кому поручало петербургское правительство тех дней говорить в его поддержку якобы от имени русских граждан, с кем довелось бороться Пушкину.