Выбрать главу

Там же — то ли на Пинаре, то ли на Пайе — местность, расположенная между побережьем и подножием гор, была изрезана водными путями и представляла собой влажную, грязную землю; здешний рельеф, таким образом, не был приспособлен для применения уступообразного боевого порядка. Независимо от того, использовал Александр данный боевой порядок или нет, битву при Иссе он выиграл не поэтому.

Как и на Гранике, царь сел на коня во главе отборного отряда своих боевых спутников, в первой же мощной атаке опрокинул тяжелую кавалерию и пехоту на левом фланге противника, круто повернул коней влево (кавалерийский трюк, пригодный в данных условиях, который позже продемонстрировали только карфагеняне под командованием Ганнибала), стремительно ударил во вражеский центр, где, по обычаю персов, находился Великий царь, и на длину копья приблизился к его боевой колеснице.

Жажда уничтожения, сверкавшая во взгляде Александра, страх на лице Дария и беспомощное движение его руки, протянутой в сторону смертельно раненного командира его телохранителей — все это впечатляюще изображено на известной помпейской мозаике размером 5,82 на 3,13 метра, выложенной из полутора миллионов камешков, — мозаике, которая восхищает сегодня посетителей Национального музея в Неаполе.

В этот момент решилась судьба сражения, которое тогда еще не было проиграно Дарием: его тяжелая кавалерия обратила фессалийцев в бегство к морю, его греческие наемники врезались в лес сарисс и, подогреваемые извечной ненавистью эллинов к македонским невеждам, совершали страшное опустошение в фаланге. Однако у Великого царя, оказавшегося один на один с Александром, сдают нервы. Он круто поворачивает вставших на дыбы коней и, пересекая поле боя, мчится прочь. Когда путь становится непроходимым, он бросает оружие, срывает с себя пурпурную мантию и вскакивает на сопровождавшую его лошадь. «Царь бежит!» — этот крик, распространяющийся с быстротой молнии, долетает сначала до сражающихся на побережье конников, потом — до юношей отборного корпуса, и, наконец, обращаются в бегство и наемники, также потерявшие мужество из-за малодушного бегства содержавшего их царя. В хаос отступления устремились со всех сторон македоняне, своим смертоносным оружием собирая страшный урожай победы, оставляя тысячи убитых и раненых.

Только два часа длилась битва в этот ноябрьский день у Исса. Она была выиграна человеком, готовым пожертвовать собственной жизнью, стоявшим во главе более обученного и морально более подготовленного войска, человеком (не стоит об этом забывать!), которому на этот раз улыбнулась удача. Исход боя отнюдь не был предопределен. Дарий тоже мог бы покинуть поле сражения победителем. Цезарь, когда казалось, что шторм разобьет его корабль у иллирийского побережья, крикнул кормчему: «Не бойся ничего! С тобой Цезарь и его удача!»

После непродолжительного безрезультатного преследования. врага Александр вернулся назад: уставший, с разбитыми нагрудными латами, он позволил снять себя с коня. Из раны на правом бедре сочилась кровь. Все кругом шептались о том, что царь был ранен в поединке с Дарием. Обычное дело на войне… Он вошел в шатер побежденного, который, по существовавшему тогда обычаю, не был разграблен, и остановился перед занавесом, как вкопанный. Когда он увидел изготовленные из цельного золота сосуды, мраморную ванну, серебряные кувшины для воды, бутылочки с мазями, ложе из павлиньих перьев, покрытое тигровыми шкурами; когда он вдохнул воздух, напоенный изысканными ароматами пряностей и эссенций, подивился ножкам столов в виде львов и столовой посуде, то обратился к Клиту со словами: «Вот что значит, по-моему, быть царем!»

Позже победители пили вино и вспоминали павших (у македонян было 450 человек убито и в десять раз больше — ранено). Слуга Дария, который, как и все остальные, был лишен языка, чтобы не мог проговориться о том, что слышал, передал ему украшенный рубинами ларец из слоновой кости. Он был пуст, и стали думать о том, что в нем хранить. «Только то, что еще более ценно», — сказал Александр. С этого времени в ларце из слоновой кости лежал свиток с комментариями Аристотеля к «Илиаде» Гомера.