Впереди была самая продолжительная и упорная осада за всю историю войн, где командовали не полководцы, а инженеры.
Вначале прозвучала речь.
Командиры кавалерийских и пехотных соединений собрались на берегу, взирая на крепостные стены Тира, которые до небес возвышались из моря, словно воздвигнутые рукой циклопа. На душе у македонян было неспокойно. Им казалось, что лучше встретить врага в открытом поле, чем за рвами и бойницами; они привыкли видеть в руках своих людей мечи и копья, а не кирки и лопаты. Опыт подсказывал им, что пройдут месяцы, прежде чем город будет взят, если это вообще удастся сделать и не придется обломать зубы о проклятый, гранитный монолит, что было с Навуходоносором после тринадцатилетней осады.
«Если Тир не падет, если его гавани не перейдут в наши руки, то персы и дальше будут господствовать на море, и никто из нас не сможет отважиться, имея за спиной смертельную опасность, преследовать Дария, — так начал Александр, слишком хорошо зная настроение своих командиров. — Но если же мы штурмом возьмем эти стены, то тогда Финикия будет нашей и ее корабли покинут персидский флот, потому что какой же гребец, какой матрос захочет воевать, если он будет знать, что его родной город находится в наших руках?! Только тогда мы сможем удерживать Афины больше страхом, чем доброжелательством, и больше не будем опасаться в Греции никаких восстаний; только тогда мы сможем беспрепятственно пойти на Египет — где, как вам известно, властвуют Ахемениды».
Между побережьем и Тиром, скрывая уходящую в глубину значительную часть городской стены, лежала восьмисотметровая полоса бурного моря, дно которого, пологое у берега, вблизи острова круто обрывалось. Как можно осаждать эту островную крепость, не имея мало-мальски приличного флота? Этот вопрос Александр прочел на лицах своих военачальников. И он ответил на него, когда повесил на плечо две корзины с песком, подошел к берегу и высыпал песок в море. Уже на следующий день началось возведение дамбы.
Материал для строительства подвозили на телегах жители Палетира — после того, как их заставили сносить с этой целью собственные дома. Им помогали тысячи пленных, разбитых на группы. Дерево для забиваемых свай поставляли из лесов Ливана с их знаменитыми кедрами. Весь надзор над проведением строительных работ осуществлял инженер из Фессалии Диад. Царь сам назначал вознаграждение для наиболее усердных строителей, хвалил, порицал, подстегивал. Но работы все же продвигались с неимоверным трудом: греки изобрели сложные технические приспособления, но почему-то не додумались до тачек и хомутов для лошадей (так же, как инки — до колеса).
Жители Тира с усмешкой наблюдали за строительством дамбы с зубцов своих пятидесятиметровых стен и не могли скрыть злорадства, когда шторм сносил с трудом насыпанный песок и волны пожирали насыпанный грунт и камни. Они сожгли специально изготовленную соломенную куклу, изображавшую Александра, устраивали маскарад за маскарадом, радостно трубили в свои рожки. И еще делали то, в чем впоследствии должны были раскаяться: сбрасывали со скал посланных Александром парламентеров. Они не боялись расплаты за эти совершенные против неписаных законов ведения войны преступления, так как верили, что если дело примет серьезный оборот, на помощь придет Карфаген с его внушающим страх флотом.
В многоэтажных постройках Тира, самых настоящих многоэтажных домах, где в мирные времена проживало сорок тысяч человек, не ощущалось никакой нужды. Глубокие колодцы давали достаточное количество воды. В кладовых было сложено продовольствие. Многие женщины и дети для пущей безопасности были отправлены в город союзников Карфаген. Жители Тира охраняли подход к двум гаваням, египетской и сидонской, и своими вылазками постоянно мешали сооружению дамбы. Они по-настоящему испугались лишь тогда, когда однажды утром увидели двух чудовищ, медленно вползавших на вершину дамбы. Это были высокие — пятидесятиметровые — двигавшиеся на четырех колесах осадные башни с покрытыми известью рамами, увешанные овчиной; их верхний, двадцатый ярус был снабжен подъемным мостом. Эти башни македоняне втащили и установили, можно сказать, голыми руками. Настоящие шедевры плотницкого искусства!