Но с самым большим нетерпением здесь ждали тех мужчин, которые, чаще всего — в сумерки, спрыгивали с запыленных лошадей и тотчас же просили доложить о себе в царскую палатку. Это была конная, или, выражаясь современным языком, оперативная разведка. Если в македонской армии и было слабое место, то это явно недостаточное количество обученных разведывательных отрядов, которые выясняли бы обстановку в лагере противника, его численность, расположение, вооружение. При Иссе македоняне в спешном марше двигались вдоль побережья, не зная, что персы в то же самое время проходили параллельно им в противоположном направлении. И на этот раз донесения звучали, скорее, путано и неясно: Великий царь по ту сторону реки Евфрат начал собирать огромное войско. Его ставка находится в Вавилоне. Вскоре поступили новые сообщения, говорившие о том, что Дарий непременно хотел дать решающее сражение. Македонянин тоже хотел его, но лишь тогда, когда персы призовут в свою армию всех до последнего. На этот раз их нужно было разбить окончательно, чтобы уже больше не было необходимости в дальнейших сражениях. Он решил все поставить на карту и, вопреки своей привычке, подождать. Это было вдвойне опасно.
Шел апрель 331 года до н. э., и со времени битвы при Иссе, то есть в течение двух лет, его солдаты не участвовали, если не считать отдельных столкновений, ни в каких серьезных и кровавых баталиях. Они находились в своих лагерях, получали довольствие, чистили отхожие места, продолжали упражняться в боевом искусстве, но в неуютные палатки стала заползать скука, расшатывая дисциплину. Обстановка и без того была нервной и взвинченной — как всегда, когда люди вынуждены жить вместе на ограниченном пространстве, зная характер и привычки друг друга до мелочей, когда давно известно, кто и какую историю расскажет, чем и от кого пахнет, кто и как отрыгивает или справляет нужду. Уроженец македонского нагорья начал ненавидеть своего земляка с равнины, фессалиец — фракийца, агрианин — ионийца, и все вместе они ненавидели своих военачальников.
Александр знал, насколько опасна праздность для морального духа армии, и старался бороться с этим злом. Устраивались спортивные игры, где, как и в Олимпии, участники сражались за победу в гонках на колесницах, в пятиборье, борьбе, кулачном бое, владении оружием. Разыгрывались и сражения между противоположными лагерями «друзей» и «врагов». Ведомые одни «Александром», другие — «Дарием», они до тех пор колотили друг друга деревянными мечами и кололи деревянными копьями, пока не начинала течь кровь и шутка не превращалась в свою противоположность. Победителем был, конечно же, Александр, что не доставляло ему особого удовольствия, потому что солдаты мазали его овечьим пометом, сажали задом наперед на осла и с насмешливыми песнями маршировали мимо.
В состязаниях по бегу в полном вооружении принимал участие также и царь, хотя он с гордостью сказал когда-то своему отцу, что вышел бы на игры в Олимпии только в том случае, если бы и другие бегуны тоже были царями. Он по-прежнему показывал высокую скорость, но еще быстрее был сицилиец Криссон. Этот, однако, знал по собственному опыту, как реагируют знатные особы, когда их побеждают в соревнованиях, и перед самым финишем уступал своему сопернику.
Когда и соревнования уже больше не могли помочь убить время, приходил черед актеров, сотнями приезжавших из Нижней Италии, Кипра, Греции, Малой Азии. Их влекли сюда слухи о том, что македонский царь является поклонником их искусства, к тому же щедрым и великодушным. Однако казна Александра снова оскудела, и честь организовывать театральные празднества, выступления с чтением стихов, хоровые певческие представления (и оплачивать их) он предоставил тщеславным кипрским царькам. «Гвоздем программы» было состязание между «звездами», Афенодором и Фессалом, за право называться лучшим трагиком. Фаворитом Александра был последний, и, чтобы повлиять на исход творческого спора, царь сказал, что охотнее согласился бы отдать половину своего царства, чем стать свидетелем поражения Фессала. Судьи же, к их чести, не позволили оказать на себя давление и присудили лавровый венок Афенодору. Царь с уважением отнесся к их выбору: «Я, привыкший к тому, что все подчиняются мне, сам подчиняюсь здесь справедливому решению».