Перейдя в соседнее помещение, перед их глазами возникла одна из прекрасных комнат замка, не считая комнаты самой Александры и общего зала. Множество гобеленов, будто вырванных со страниц истории средневековой Англии. Но при этом рассказывающих полную историю жизни Александры, с момента её появления на свет. Вдоль стен свисали шторы, созданные, будто из плетёных свежих бархатных роз, испускавшие изумительный аромат, который вдыхала Александра. Шторы были гармонично собраны с роспуском сверху и связаны на уровне полутра метров над полом, более маленькими бутонами декоративных роз. Между шторами красовались картины Александры в различных платьях, но лишь одно отличалось от всех. На ней было изображена так же Александра, но в бело-синем сарафане, сидя на коленях на безграничном летнем поле, в солнечный день, держа в руках, только что собранные полевые цветы, радующаяся, словно дитя, каждому цветку, дуновению ветра трепавшего её волосы, каждому лучику солнца, обогревающего её, каждому вздоху свежего воздуха, просто обычной жизни, которой можно гордиться, которую нужно любить такую, какая она есть, и видеть в этой жизни лишь прекрасное. В этой картине было нечто большее, чем красота. Казалось, что в этой картине была вся жизнь. На ней была изображена Александра так, будто просто любила жизнь во всех её проявлениях. Это была Александра ещё в далёком прошлом, ещё до того момента, когда одно нападение изменило её жизнь невыразимым образом.
Наверное, только сейчас, посмотрев на себя со стороны, она полностью осознала тот факт, что всего лишь один случай, всего каких-то пять минут изменили её жизнь полностью, и впоследствии ей пришлось идти по другому жизненному пути, отказавшись от всего того, что она так любила в жизни, от своих ценностей и мировоззрения в целом, которыми она жила долгих восемнадцать лет. Невольно вспоминая события минувших лет, слезы сами потекли из глаз, прощаясь со старой жизнью. И с полной уверенностью в своём решении и готовностью, она готова была обменять царство над всей вселенной и временем, ради того, чтобы снова вернуться во времена, когда она была просто Сашей, работающей в детском магазине, ради улыбок детей, а не за деньги. Будто не замечая всего остального, она тихо пошла к картине, имея огромное желание просто обнять саму себя и рассказать, что её ждет впереди, и просто поговорить… Но картина висела слишком высоко, и Александра просто любовалась ею, глядя снизу вверх заплаканными глазами.
С долей грусти и отчаяния в глазах, смирившись с неизбежностью судьбы, Александра обернулась, взглядом осматривая обстановку в трапезной, созданной специально для неё, не обращая внимания на мелочи, которые её не особо волновали.
Массивный стол, созданный из красного дерева, стоял ровно посередине и привлекал взгляд узорами в виде листьев, вызывавших восхищение мастерством резчика, от которого шло вдохновение к теплому по весеннему настроению. Сев за стул, покрытый перламутровым бархатом, стоявший во главе стола, Александра увидела люстру, которая величественно свисала над столом клином, ожидая своего вечернего часа свечения.
- Прошу, присаживайтесь. – Тихим и грустным голосом пригласила за стол, своих гостей.
- Саша, всё хорошо? – Поинтересовался Мант.
- Да, просто грустно от того, что прошлого уже не вернуть. – Сказала Александра.
- Это как посмотреть, Ваше Величество. – Тихим и спокойным голосом произнёс Вейрон, незаметно вошедший в трапезную. – Не забывайте, что сегодня у Вас начинается обучение, как пользоваться кольцом времени.
- Хорошо. Я только - за. Хоть отвлекусь от нахлынувших воспоминаний. – Согласилась Александра.
- Что на завтрак хотите? – Спросил Вейрон.
- Белкоежу молока, мне каши овсяной с фруктами, ну а Манту и Шинге всё, что захотят сами. – Сказала Александра.
- Нам можно овощей и мороженого. – Произнес Мант в предвкушении своего любимого блюда.
- Хорошо, скоро появиться. – Сказал Вейрон, садясь за стол. – Я предполагаю, что Вы уже осведомлены, что Вашу семью мы отправили домой этой ночью?
- Да, Мант мне уже все рассказал. – Сказала Александра.
- Отлично, значит на это не будем тратить время. – С улыбкой сказал Вейрон.