«Милая Виктория, — отвечает королева Виктория своей старшей внучке, находящейся вместе с молодой невестой в Ливадии, — благодарю за Твое милое сочувственное письмо, в котором Ты объясняешь причины серьезного решения Алики столь поспешно сыграть свадьбу, и согласия Эрни на это. Я была вначале шокирована, когда узнала об этом по телеграфу, еще и потому, что вопреки реальности все еще на что-то надеялась, но не могу отрицать, что это должно быть так и не иначе (…) При существующих обстоятельствах она может, по крайней мере, спокойно начать свою новую жизнь (…) Однако я разочарована, что не смогу больше смотреть на нее, как на милую невинную Алики, — зато я уверена, что из нее выйдет могущественная императрица»[76].
Однако новая жизнь Алики — теперь Александры — начинается не спокойно, но в буре впечатлений и эмоций.
До свадьбы еще недели длительных ритуалов в рамках государственного траура по скончавшемуся царю и перевозка тела в Петербург. И все же ждать теперь недолго: 25 ноября начинается адвент, и с этого момента до 18 января пост, в который по православным обрядам жениться нельзя.
В последующие дни перед глазами Александры на каждом шагу предстает мир русских традиций, — но также необъятность и могущество ее новой отчизны, прощавшейся с умершим царем. Вместе с тем тень Александра, оживавшая в народной скорби и сочувствии мировой общественности, все более заслоняет престолонаследника: Александре становится ясно, с кем будут сравнивать Николая.
Быть может, подданные Александра сожалели о нем, ибо чувствовали, что при нем страна окрепла, живя без войн? Как показывает уважение, оказываемое ему за границей, ни один царь после Александра I не пользовался столь высоким авторитетом. Ему были благодарны за сохранение мира в Европе, так как даже в Балканской войне, когда его генералы чуяли в Турции легкую добычу, царь воздержался от прямой интервенции.
Так, в Париже собираются депутаты, и после минуты молчания президент Бурдо объявляет: «…память о нем здесь никогда не забудется, и будет жить в сердцах французов и русских, ведь он установил прочные связи между ними во благо наших стран и мира во всем мире». Прошло совсем немного времени с тех пор, как Александр заключил союз с Францией, символом которого стал «Александровский» мост в Париже. Этот союз — важнейший элемент внешнеполитического наследия, и Николай сохранит верность ему в 1914 г. вопреки всем обстоятельствам.
В Вене президент Имперского совета говорит о «страже мира в мире», и все депутаты пленарного заседания поднимаются, обнажив головы. Быть может, уважение вызывала та прямота, с которой Александр имел обыкновение реагировать на угрозы? А знаете, как он отпарировал, когда австрийский посол попытался однажды втянуть его в обсуждение балканского вопроса, намекнув, что Австрия могла бы незамедлительно мобилизовать два-три армейских корпуса в случае вмешательства России? Александр невозмутимо берет серебряную ложку, сминает ее в руке и кладет потрясенному послу на тарелку с комментарием: «Вот что я сделал бы с Вашими двумя-тремя армейскими корпусами…»
Известно ли, что ответил царь Александр на заявление молодого кайзера Вильгельма II (своего кузена), что Германия и Россия могли бы поделить между собой всю Европу? Обратной почтой от Александра пришло: «Не веди себя, как танцующий дервиш, Вилли, — глянь-ка лишний раз на себя в зеркало!»
От своего отца Николай также унаследует недоверие к Австро-Венгрии, которое будет определять его позицию.
Маркиз Пандолфи телеграфирует от имени Бернского Международного парламентского бюро, призывая возложить на могилу царя венок в признание заслуг «царя-миротворца». И в этом Николай попытается подражать ему: немного времени спустя он созывает в Гааге Первую Всемирную конференцию по разоружению и миру.
Дни до похорон — совпавшие с началом новой жизни в этой стране — Александре никогда не забыть.
Забальзамированное тело царя остается во дворце до прибытия из Петербурга гроба и мундира Преображенского полка для усопшего. Из-за снежных заносов, прервавших железнодорожное сообщение, на это уходит какое-то время. Дважды в день у смертного одра читают панихиду. А вокруг хаос. Распоряжения приходится отдавать вдовствующей императрице, которая, однако, более не правомочна, придворные в панике, и обслуживающий персонал сбивается по углам и плачет. Николай неопытен и слишком вежлив, чтобы отдавать приказания, когда же к нему обращаются «Ваше Величество», на глаза ему наворачиваются слезы. Наконец, пора: начинается самая длинная похоронная церемония в жизни Александры.