Убожество и скука незримо входят рядом
Во все, что, восторгаясь, ловлю я жадным взглядом…
Я помню, облик нежный мне мнился всех чудесней;
Я помню: сердце милой хотел пленить я песней;
Но там, куда стремил я безумных песен звуки,
Теперь — лишь след жестокий убожества и скуки…
Ведь то, чего добиться не смог ты в миг желанья,
Со временем теряет свое очарованье —
Надолго ль облачают твои мечты, надежды
Уродливую сущность в красивые одежды?
И юности порывы, и разума кипенье,
И трепетного сердца горячее биенье,
И чудо глаз, в которых вся жизнь твоя читалась,
И даже та, чья близость блаженством почиталась,
Чей нежный, светлый образ ты обожал когда-то, —
Все, все во тьму забвенья уходит без возврата…
Твоя звезда угасла, утихла страсти мука, —
Что ж после них осталось? Убожество и скука.
Да, только время нужно, чтобы понятно стало,
Как много мог ты сделать и как ты сделал мало!..
Тебя природа щедро дарами наделила:
Даны тебе и мудрость, и красота, и сила,
Прослыл ты благородным, был добрым, справедливым, —
Но разве был бы прав ты, назвав себя счастливым?
Ведь свет опору ищет — так издавна ведется —
Не в том, кого он славит, а в том, чья шея гнется:
Извлечь он пользу может из чьей-то злобы дикой,
Он может чью-то глупость провозгласить владыкой,
Он может ослепить вас торжественностью праздной,
Поработить вас лестью или интригой грязной,
Он никогда героя не предпочтет уроду…
За что ж тебе, избранник, благодарить природу?
За то, что подхалимам, за то, что душам темным
Служил ты украшеньем — бесценным, но никчемным?..
Порою добродетель мне кажется лишь сказкой,
Бичом великодушных, их слабостью и маской, —
Их мысли благородны, их чувства тонки, хрупки,
Им просто не под силу бесчестные поступки:
Как можно им неправду звать истиной святою?
Как путь мостить желанный то черной клеветою,
То лицемерьем подлым, то лживым увереньем?
Как братьям за участье вдруг отплатить презрением?
Как обмануть наивных? Как разорить убогих?
Как жизнь свою украсить ценою жизней многих?
Но люди, не колеблясь, готовы делать это…
Лишь ты один страдаешь, все ищешь ты ответа
На жгучие вопросы, на давние сомненья,
Лежащие на сердце, как тяжкие каменья;
Ревнуешь чью-то славу и бредишь ты величьем,
Хоть на толпу взираешь с глубоким безразличьем.
Нет! Ты в своих деяньях был бескорыстен все же:
Ты долг и справедливость ценил всего дороже,
Ты ратовал за правду, познал борьбы науку, —
И что ж нашел в итоге? Убожество и скуку.
Любил ли ты?.. Ах, где он, тот сон неповторимый,
Где локоны льняные вокруг чела любимой?
Ты словно вновь родился, когда смотрел впервые
На эти плечи, руки, как будто восковые,
Когда тебя повергло в сладчайшее страданье
Ее очей небесных лучистое сиянье…
Но этот плод цветущий ты тронуть устрашился,
К устам невинным, юным припасть ты не решился,
Ушел ты — благородный, исполненный печали.
И вот, забавы ради, бездельники сорвали
Цветущий плод блаженства… Ступай теперь, несчастный,
Ступай и полюбуйся на лик ее прекрасный!
Во что он превратился? Что от него осталось?
В ее душе — жестокость, и на устах — усталость,
Давно поникли плечи, на них — позора бремя,
Чело пером суровым избороздило время,
Ни прежнего веселья, ни пламени былого
В очах ее померкших ты не увидишь снова,
В их пустоте холодной раздумья искры редки.
Любовь — лишь вожделенье для ветреной кокетки:
Короткие минуты утехи сладострастной,
А вслед им — отвращенье и дни тоски ужасной…
И все ж ты знал то чувство неутолимой жажды,
Которое к нам в сердце приходит лишь однажды;
Ты испытал ту радость, ты знал ту окрыленность,
Слов сокровенных святость и страстную влюбленность
В ее лицо, улыбку и в каждое движенье,
Когда в глазах любимой — вселенной отраженье,
Когда за свет их жизнью готов платить своею,
Когда весь мир — во мраке, коль ты не вместе с нею…
Но где оно, то счастье? Где верности порука?
Что, что у вас осталось? Убожество и скука!
1879
Николае Григореску (1838–1907)
«Крестьянка из Мусчела»
ОСТАНЬСЯ…
Перевод М. Зенкевича
«Ты останься здесь, останься,
Только я люблю тебя,
Тайные твои признанья
Буду слушать я, любя.
Словно добрый принц из сказки,
Одинок, задумчив, тих,
Ты невольно заглядишься
В зеркала озер моих.
Меж стволами в отдаленье
Ты услышишь, задремав,
Робкие шаги оленьи
В колыханье сочных трав.
Чарами завороженный,
Запоешь ты песнь свою
И ногою обнаженной
Тронешь чистую струю.
Лунным серебром озера
Заколышутся слегка, —
Годы станут — как мгновенья,
А мгновенья — как века».
Так шумел мне лес ветвями,
Но в ответ на зов лесной
Я лишь свистнул, усмехнулся,
Выйдя на простор степной.
Но сейчас, вернись я к лесу,
Не сольюсь душою с ним…
Где ты, детство, сказки леса —
Все, что было мне родным?
1879
СНОВА В ТОМ ЖЕ ПЕРЕУЛКЕ…
Перевод И. Миримского
Снова в том же переулке
Светит бледная луна.
Только ты меня не встретишь
У раскрытого окна.
Под окном все те же вязы,
И под ними та же тень.
Только этим старым вязам
Не вернуть ушедший день.
Ты теперь совсем другая,
И глаза твои не те.
Только я, оставшись прежним,
Все блуждаю в темноте.
Помнишь, опустив ресницы,
Словно в смутном полусне,
Приходила тихо-тихо
В рощу темную ко мне.
И на грудь мою склонялась
И, смущенье поборов,
О любви мне говорила
Речи страстные без слов.
Сердце радостно стучало,
И кружилась голова.
Поцелуи заменяли
Нам ненужные слова.
Но не знал я, опьяненный,
То, что знает мир давно:
Обнимать ли тень иль верить
Женским клятвам — все равно.
В занавесках бьется ветер,
Меркнет бледная луна.
Только ты меня не встретишь
У раскрытого окна.
1879
ЛЮБИМАЯ, ЛИШЬ ВСПОМНЮ…
Перевод С. Шервинского
Любимая, лишь вспомню минувшие годины,
Я вижу в океане бесчисленные льдины.
Ни звездочки на небе, — в безмолвии туманном
Луна лишь одиноко плывет пятном шафранным.
Над тысячами глыбин, швыряемых волнами,
Парит уныло птица с усталыми крылами.
Другая же на запад несется, улетая
В простор, где исчезает подруг пернатых стая.
Оставшаяся птица страдальчески взирает,
Не жаль ей, безразлично — она ведь умирает,
Ее в тот миг о прошлом томит воспоминанье…
………………………………………………………
Все шире, необъятней меж нами расстоянье.
Я одинок всецело, — темнею, замерзая, —
А ты уже исчезла в сиянии без края…