Выбрать главу

Анна потрепала сына по волосам.

– Сколько писем я написала в Красный Крест. Все напрасно. Кто знал, что Татищевы теперь и не Татищевы вовсе. Потом, уже в Англии, я встретила Джеральда. Все как-то потихоньку наладилось. Боже мой, двадцать лет! А когда я тебя увидела там, на аэродроме, я думала, у меня сердце разорвется. Решила, что померещилось…

Лешка улыбнулся:

– А я, представляешь, до 41 -го слушал потрясающую историю: папа – красный командир, мама – красный комиссар. Правда, два года назад, благодаря Герману Степановичу, папину биографию мы подправили. А теперь вот и мамину…

Алексей замолчал и посмотрел на мать. Анна хотела что-то сказать, но подходящих слов так и не нашла. Она отвернулась и, обхватив руками плечи, о чем-то задумалась. В глазах у нее стояли слезы. А Лешка вдруг взял ее ладонь и прижал к своему лбу. В этот момент, забыв обо всем на свете, он испытывал абсолютное счастье… Но тут внизу послышался шум мотора. К монастырю подъехал грузовик, и из него высыпал отряд милиционеров.

Через пятнадцать минут они уже ходили по территории, стаскивая трупы под стену собора. А Лешка и Анна беседовали со старшим – майором богатырского телосложения.

– Неужели, товарищ капитан, вы их один всех уложили? – задал, наконец, наиболее интересующий его вопрос майор.

– Ну а кто, по-вашему?

Майор восхищенно посмотрел на Казарина. Тот подбоченился.

– Если бы вы знали, товарищ майор, сколько раз жизнь заложницы и моя висели на волоске, но… – Казарин сделал театральную паузу, скромно потупил глаза и продолжил: – Как видите, обошлось…

– «Обошлось!» Нет, ну вы слышите, «обошлось!» Да тебя же качать надо, героя давать, черт возьми!

Анна вдруг повернулась и отошла в сторону. Плечи ее вздрагивали.

– Что, так переживает? – тихо спросил майор.

– Угу.

А Анна в этот момент еле сдерживала смех…

На следующий день Алексей стоял на привычном месте в кабинете Шапилина и глядел в потолок.

– Хоть кол на голове у тебя теши, – распекал зятя Петр Саввич, – а ты все свое. Неужели так сложно.– сначала сообщить, где в случае чего искать твое тело, а потом уже бежать под пули? А?! Чего молчишь, как сыч?

– Я не молчу, – угрюмо ответил Казарин. – Я думаю, где это место в следующий раз будет.

– Будем считать, что договорились. – Шапилин попытался скрыть улыбку. Затем вынул из стола большой конверт и протянул Алексею.

– Петр Саввич, – нахмурился тот, – можно хоть день с семьей провести? Я жену обещал в ресторан сводить.

– Разговорчики! Ты сначала ознакомься.

Алексей нехотя открыл конверт, в котором лежала бумага, вся усеянная сургучными печатями и британскими вензелями. Он повертел ее в руках и вопросительно посмотрел на Шапилина.

– Это тебе от англичан, – гордо пояснил Петр Саввич. – И ресторан, и отдых с семьей, и личная благодарность от посла их величества…

Алексей почесал затылок:

– А можно?

– В таком виде – нельзя. А вот в таком… – Шапилин полез в стол и эффектным жестом вынул из ящика майорские погоны. – В таком будет в самый раз!

Глава последняя

В ресторане гостиницы «Аврора» было шумно и весело. За столом у окна сидели четверо: Лешка, Танька, Владимир Константинович и Анна. Было уже поздно, но они никак не могли наговориться. Самое ужасное, что все понимали – это их последняя встреча. Через два дня Анна и Джеральд улетали в Англию. И ничего поделать с этим было нельзя.

– Я не представляю, как буду там без вас.

В глазах Анны стояли слезы. На мокром месте были глаза и у захмелевшей Таньки.

– А может быть, моему отцу все рассказать, он что-нибудь придумает?

Владимир Константинович печально закачал головой.

– Нет, Танюш, не те нынче времена. Ему ведь тоже тогда несдобровать.

Танька вытерла салфеткой слезы. Заметив это, Владимир Константинович подмигнул:

– Все устроится.

– Господи, какие же вы у меня хорошие!

Танька обвела всех любящим взглядом, и тут ее как пчела ужалила. Она поднялась и нетвердой походкой направилась к эстраде. Вальс закончился, и танцующие пары уже стали расходиться, когда неожиданно по залу разнесся ее голос:

– Товарищи! Минутку внимания! Лешка почесал затылок:

– Щас что-то будет…

Таня наклонилась к уху старого музыканта, тот взял в руки гитару и стал тихо наигрывать под ее напевы. А через минуту на весь зал зазвучала песня «Александровский сад». И чем дальше пела Таня, тем больше начинала волноваться Анна…

Опустел городской нашей юности сад,И летят за моря журавли.И кружит день и ночь золотой листопадНа краю этой вечной Земли.И в глазах у тебя неземная печальОт того, что от Солнца вдалиНашу жизнь и любовь так мучительно жальНа краю этой вечной Земли.В суету мелочей мы вернемся назад,Но прошу, ради нашей любви,Не забудь, как кружил золотой листопадНа краю этой вечной Земли. [1]

Лешка не смотрел на мать. Он с нежностью глядел на поющую жену и поэтому не замечал, что Анна не отрывает взгляда от глаз отца. Наконец Лешка гордо бросил через плечо:

– Это наша песня! Нам ее отец еще в детстве напел.

– Это – моя песня, – тихо произнесла Анна.

Сын в недоумении развернулся. Казарин-старший кивнул и грустно улыбнулся:

– Автор этих строк – твоя мама…

– …написавшая эту песню одному молоденькому офицеру, в которого по уши влюбилась в 16-м, – договорила Анна.

Через два дня на Ходынском аэродроме Анна поднималась по трапу самолета. Рядом шел Джеральд, у трапа остались провожающие – сотрудники английского посольства. Анна остановилась и махнула всем рукой. Потом в последний раз украдкой взглянула на здание аэродрома. Справа от входа стояли три человека и делали вид, что все происходящее их не касается, – два офицера и хрупкая, красивая молодая женщина. Семья Казариных, ее семья…

вернуться

1

Оригинальный текст песни Сергея Трофимова:

Опустел городской, неухоженный сад,

И летят за моря журавли.

И кружит день и ночь золотой листопад

На краю этой вечной Земли.

И кружит день и ночь золотой листопад

На краю этой вечной Земли.

И в глазах у тебя неземная печаль

От того, что от Солнца вдали

Нашу жизнь и любовь так мучительно жаль

На краю этой вечной Земли.

Нашу жизнь и любовь так мучительно жаль

На краю этой вечной Земли.

И грешная душа рвется в небеса

Вслед за этим белым клином журавлиным.

В суету мелочей мы вернемся назад,

Но прошу, ради нашей любви,

Не забудь, как кружил золотой листопад

На краю этой вечной Земли.

Не забудь, как кружил золотой листопад

На краю этой вечной Земли.