Во дворе под его окном стояли, глядя на всех с презрением, восемь новеньких воинов клана, в серых шкурах и легком доспехе из выдубленной кожи. Стража косилась с опаской, отодвинувшись к самым воротам, усиленно охраняя сама себя. Шеллерт расслабленно усмехнулся и окликнул начальника гарнизона.
– Что там с раненным и его братцем? – начальник тяжелым шагом вышел на середину залитого солнцем, как пыльная пустыня, двора и отчитался, слезящимися глазами пытаясь разглядеть хозяина в блестящем окне.
– Борется. Плечо зашили, но потерял много крови. К вечеру отойдет в лучший мир.
– Ну, это еще вопрос, где лучше! – откликнулся Шеллерт, затягиваясь из трубки, и, не теряя хорошего расположения. – Наградите его бочонком моей личной сладкой настойки. Не смогут влить, так искупайте – пусть причастится!
– Но, сир… – о настойке берсерков ходили самые разные домыслы, и начальник не верил, что столь ценный напиток так бесславно пропадет.
– Я проверю, как исполнили. – Пригрозил хозяин. – И вечером лично приду допросить его брата.
– Слушаюсь… – утирая обожженный светом слезящийся глаз проговорил начальник гарнизона, удаляясь. Он кивнул в ответ на понятный лишь им двоим условный знак и провел по запотевшей шее, проходя мимо стражи, утирая мокрый подбородок. Так, неспешно и легко куривший хозяин решил судьбу восьми охранников самого вождя клана.
Тем временем, в кабинете снова продолжился разговор, больше напоминая кипящий, иногда выплескивающийся на огонь полный чайник.
– Она бесполезна нам! Срочно избавьтесь! – кряхтя, и, натужно покашливая от едкого табака, снова твердил сутулый старик. Его седые, как клоки утреннего альбийского тумана, густые брови дергались в нервном тике. Седыми серебряными волнами спускавшаяся с макушки грива, приводившая в ужас не одно поколение волков, сейчас была тусклой и грязной, показывая беспощадный возраст и болезнь.
– Не согласен, Даркорн, она наш козырь. А козырь нужно удачно разыграть. – В который раз возразил его советник и правая рука клана Седагэн. Этот хмырь всегда не нравился Шеллерту: своими каштановыми коротко остриженными волосами, толстыми боками, лоснящимся от жира круглым носом… советник был как породистая подпалая собака среди членов волчьего клана. Его хитрые карие глаза улыбались Вульфу, а жирная рука подпирала гордый широкий бок, ожидая ответа.
Оба гостя находились на его, Шеллерта, территории, а потому старались мягко и непринужденно общаться, не замечая явного неуважения в свой адрес. Хозяин замка уже с полчаса стоял к ним спиной, разглядывая двор, и, общаясь со своими людьми, игнорируя важный разговор и старших клана. Даркорн стоял, нервно постукивая посохом, и уже не раз напоминал, что ему не предложили даже стула. В зале не было стола с угощениями и никаких почестей, положенных вождю. Такое пренебрежение к его персоне можно было расценивать, как объявление вражды. Но старик старался сдерживать свой взрывной характер, понимая, что сейчас это ему не выгодно. Старый хрыч славился хитростью, мстительностью и отсутствием жалости, что всегда ценилось в данных кругах. И младшему наглецу, непременно, зачтется его поведение и наглость. В нужное время и в подходящем месте!
– Избавьтесь! Она как горячая картошка: и съесть не съешь и лапы обожжешь. – Делая паузу для шумного свистящего вдоха, продолжил старик. – Вы как зарвавшиеся щенки! Не понимаете…
– Но, коли Лизард сам явился в собор!..
– Да черт его знает, Лизарда! – Глава снова в сердцах стукнул своим серым посохом об пол. – Девка знать не знает о нем. Кто там был и был ли – никто не подтвердит.
– Но акт подписан, и второе имя вполне конкретное. Священник указал личность. – Не унимался Седагэн.
– У нас есть почти королева Альбы и похищенный повстанцами король Арвари. Стражники видели, как дикари уносили покалеченное тело в лес. Объявим его мертвым. Гвендолин станет королевой обоих королевств.
– Да ты хоть представляешь, о чем говоришь?! Переворот на земле другого клана без своих в тылу и на основании столь скользкого повода? На границе уже собираются партизанские отряды. Я отсюда чую их костры.