Мать лежала на полу, на верхнем этаже. Комната с перевернутой мебелью, следы драки по стенам, стража, без единого живого места на теле, пол, равномерно покрытый слоем крови, напоминал адское озеро. На матери был чистый изумрудно-зеленый, расшитый золотом, халат, плечи были не на месте, а одна задранная пола обнажала изодранную кровавую нижнюю рубашку.
– До нее не добрались, – сказал дядя, заставляя плачущую девчонку смотреть и не отворачиваться, – и Гвен смотрела, смотрела во все глаза, представляя бездыханное тело мамы снова живым, замечая розово-зеленые пятна на щеках и шее, плохо вытертых грязными тряпками, брошенными тут же в углу. Мать не сама съела эти злосчастные цветы! Ее убили и переодели. Гвен смотрела на отравленную руками не врагов мать и задыхалась от осознания своей беды и того, что поделиться было совершенно не с кем. Так тринадцатилетняя девочка перешла под опеку своего дяди…
Шуршание вывело Гвинелан из печальных воспоминаний. Кто-то подкрадывался к восточной стене. Девушка схватила свой кинжал и сунула в ножны. Только что начищенное оружие придало уверенности, оказавшись на поясе, девушка предпочитала с ним даже мыться, с тех пор, как ее мать так удачно «избежала позора, отравившись линдаром», уступив трон хитрому брату, считавшемуся регентом, до свадьбы Гвен.
«Если они решили меня убить, или, Дивейн собрался ко мне в гости, – думала девушка, все-таки сомневаясь, с какой стороны стены слышался шум, – то, искать меня будут в покоях, а значит, самой спуститься и поглядеть – куда безопаснее!». Она, перекинув веревку, завязанную узлами через каждый ярд, слезла прямо босиком, как была. Ночная рубашка виднелась из-под коричневого льняного халата, не имевшего пуговиц, лишь завязанного поясом на запах.
Среди колючих кустов бруниски послышался звук сдвигаемых камней. Гвинелан уже хотела будить мирно почивавшую стражу, когда услышала еще один звук – стон бессознательного человека, стон мучений, никак не связанный с желанием проникнуть в защищенную крепость беззвучно. Довольно странно брать замок, громко постанывая при подкопе, тем более, таща за спиной раненного или вусмерть пьяного товарища. Еще один камень сдвинулся, сдвинулся легко, если так можно сказать, учитывая его вес, но лезжий не разбивал глину, служившую сцеплению булыжников в стене, а значит, камни были сложены так специально! Гвен еще раз пригляделась: эту стену она помнила такой все три года, значит, это не подкоп, а тайный ход…
Пока девушка размышляла, в дырке показалась черная грязная перчатка. Железные пальцы схватили еще один булыжник, размером в целый ярд и оттолкнули его внутрь. Появившаяся чумазая рожа не обрадовалась случайной свидетельнице и скривилась.
– Помоги его втащить! – приказал мужчина, с трудом протиснувшись через дыру, его доспех не был полным, как у стражи, (только кираса и налокотники, а все громыхающие детали были сняты), спереди сквозь смазанную черную краску виднелась блестящая золотая окантовка, а посередине, морда какого-то, еще непонятного из-за грязи, животного. Перед ней точно был рыцарь!
Гвинелан сунула руку в каменную нору, коснувшись локтем помогающего мужчины, и вдвоем они втащили тело в крепость.
– Чего сидишь?! – рыкнул подкопщик, – оторви кусок ткани и оботри лицо, он же задохнется сейчас! – и мужчина полез обратно, никак не комментируя свое внезапное появление. – Кудрявая голова, измазанная той же краской, что и кираса, сунулась в дырку обратно.
– Ты стражу-то собираешься звать, дурында?! Только тихо! Поняла? Мы окружены. Пусть ворота откроют через пятнадцать минут.
– Н-но, зачем? – девушка была в шоке, быстро соображая, что это все значит.
– Мне что, коня там оставить?! – рыкнул мужчина и привалил дыру огромным булыжником. Едва подтащив тело еще на один фут и, принявшись сметать землю с носа и рта раненого, Гвен услышала звук льющейся воды. А затем шлепок чего-то похожего на размокшую глину по камню. Понадеявшись, что у таинственного подкопщика с собой была фляга, и, на всякий случай, не принюхиваясь, девушка ушла в караульную, оповещать стражников.
К ее удивлению, ворота поспешно стали открывать, цепи, очень рискуя поранить руки, даже переложили промасленной тканью, чтобы не шуметь. Факелы зажигать не стали. Вид черных неосвещенных створок, распахнутых в самый темный предрассветный час, как в адову бездну, в темноту опасности и врагов, ужасал.
Едва расстояние между створками превысило три фута, как в замок влетел черный огромный конь, он беззвучно, даже не фыркая, пронесся во двор, заставив стражников щуриться и гадать – открывать ворота дальше, или уже не надо. Всадник черным рукавом стер краску с лица и махнул страже. Цепи подрубили, и ворота резко захлопнулись.