Строки расплывались, голова раскалывалась от тряски, но она упорно держала небольшую бархатную книгу, стараясь не обтрепать золота страниц, Маленькая пастушка в романе встречала красивого принца, прекрасного лицом. Под страстные лобызания мужчина звал девушку насладиться красотой лесной чащи…
Гвен скептически подняла бровь: лес? Действительно, мелькал за окнами кареты: оранжевое, почти красное солнце окрашивало листья во все оттенки артериальной крови. Гвен ехала с такой невероятной тоской на сердце, что дышать было невозможно. Пастушка? Да, наверное. Именно так она и ощущала себя, помыкаемая дядей, пленница во дворце, бежавшая и снова схваченная, теперь снова бежавшая, но снова не по своей воле… а что она действительно хотела и сделала в своей жизни сама?! Чем может управлять Альбийская королева?! Ничем. Даже не собственной жизнью! Нужно было остаться. Найти предлог. Дворяне просто сговорились и сами решили ее судьбу, не спросив, выслали за границу своего городка, избегая войны и разрушений, перекинули, как детишки горячую картошку! Нужно было остаться и попросить, нет, потребовать! Нужно было соорудить отряд к Собору и выяснить, куда унесли Алана…
Гвинелан, несмотря на жару, еще выше натянула его плащ. Иногда ей казалось, что ткань, льнувшая не один год к его телу, внезапно совсем потеряла запах. Тогда у девушки начиналась паника, и она часто дышала, высунув лохматую голову в каретное окно, пытаясь понять, чует ли ее нос вообще что-либо. Слезы подступали к самым векам и скапливались в уголках глаз, мешая видеть сочувственный взгляд служанки и сопровождающих, которые чудились Гвен. Тогда царственная особа злым суетным движением утирала лицо, морщась от противного мокрого следа, что оставался на лице и ловил малейшие дуновения листвы.
Гвен отчаянно не хотелось верить, что храмовник может умереть. Тогда, казалось, что вся ее жизнь внезапно теряет смысл. Да, будет коронация, ангоррцы, толпа маленьких детишек с кудряшками в одинаковых золотистых нарядах, один побольше, а другой поменьше – все гордость мамы и какого-нибудь царского папы, их наследие, их продолжение… будут документы и ежегодные собрания знати, приемы, может даже, балы… вот только того грязного затылка в земле, вылезающего из-под разобранной стены уже не будет! Книжка? Теперь Гвен знала, что все эти слащавые образы на облезлых, протертых до дыр, клячах – глупая фальшивка. Можно бесконечно долго грезить о высоком голубоглазом блондине-принце, а потом понять, что нет никого дороже сутулого храмовника, загорелого, как подошва, с гнездом на голове…
Прервал поток жалости к себе резкий крик стражника. Фрит вцепилась в руку, мешая думать. Караван остановился. Кто-то крикнул:
– Волки взбеленились! – Стражники тихо переругивались, послышался звук доставаемого оружия.
– Глаз на руке!.. – послышалось в начале каравана.
– Ти-и-иха-а!!! – странным духовым инструментом, расчертившим лес, прозвучал ее собственный голос. Девчонка, что болталась на руке, полетела обратно на сидение. Гвинелан, одержимая догадкой, быстро шла к месту потасовки, с чересчур прямой спиной, словно повелитель тигров, готовых вмиг кинуться на него.
Воины застыли. Королева, в строгом темно-зеленом платье с гривой волнистых золотых волос, явилась, подобно лесному эльфу, бесшумно и, мгновенно оказавшись прямо посреди потасовки. Ее длинные пальцы склонили оружие, а тонкая фигурка опустилась над раненым. Рука легла на лысую голову. Мужчина, лежавший под пологом всю дорогу, и, вероятно, умиравший, сел в своей тележке с закрытыми глазами.
Волки столпились вокруг, мешая обзору. Главный из них опустился на колено и что-то негромко прошептал королеве. Та благостно склонила голову и сказала: «Я знаю, спасибо». Нелюди склонились все, а Гвинелан указала на раненого и велела поместить его в своей карете. И серые тени подчинились. Лысый открыл глаза и встал с их помощью. Стража зашепталась… все говорили о чуде, что сотворила королева. Но на этом чудеса не закончились!
Первые лошади взбрыкнули. На пути следования каравана появилась голубка. Птица светилась неземным светом, пугая спокойных животных. Грозовой свежестью пахло от невероятной птицы. Голубка распахнула крылья, взлетев на пару ладоней, и резко ударилась об землю, превращаясь в Пресвятую деву Марию. Проникновенно-голубые глаза белой прозрачной фигуры поглядели вослед удаляющейся королеве и перекрестили воздух перед собой. Чудесное видение исчезло прежде, чем кто-либо успел среагировать.