Трент пришел в себя, рассказывая о том, как в него, буквально искупав целиком, влили целый бочонок какого-то ядреного сладкого пойла, и теперь они точно будут знать, что запреты менталистов о пьянстве нарушать нельзя.
– Надо опохмелиться! – подмигнул кок и протянул невесть откуда взявшуюся фляжку. Вредительство отдавало умыслом. Ожидаемо, Трент сбежал в кусты, зажимая рот.
Понимая, что другой возможности поговорить им вряд ли достанется, Гвен поерзала на своем насесте и прямым серьезным взглядом прервала утихающие улюлюканья и прибаутки.
– Теперь, когда твоя месть свершена, тебе стало легче? – девушка прикусила губу, жалея, что не сдержалась и,словно ледяной водой, залила весь наружный уют почти хорошего вечера. Ей не нужен был его ответ, но она его отчаянно ждала. Ждала слов о том, как тишина и пустота накрывают душу после нестерпимой боли потери. О том, что все преходяще.
– Нет. – Горько ответил Линдс. – Я скажу больше! Возможно, я мало знал свою Астор. Волки, что ехали рядом со мной – всю дорогу били себя в лоб – как надо напакостить небу, чтобы быть убитым из-за такой набитой дуры.
– И ты их не передушишь ночью? – встревожено вскочила Гвен, не веря своим ушам.
– Им не было резона врать. Это же не ее чертов братец, который пудрил мне мозги все это время.
– У Астор был брат?
– Ты, видела эту лантскую морду. Не суть! Я был слепым глупцом. Воистину, все мужчины глупы, как индюки на блюде, когда дело касается женщин.
– Она не любила тебя? – проницательно вставила Гвен. Линдси потрепал ее по макушке – когда еще твои бредни будет слушать королева. Кивнул вернувшемуся Тренту и подал ему похлебки.
– Она приехала сюда из столицы, будучи подростком. Ее отец был военным, их перевели, после побоища во дворце. – Кок не стал развивать тему, продолжив проневесту. – Она жила в каменном доме, недалеко от замка. Отец был начальником стражи. Братец дружил с господами. Мы познакомились случайно: она тащила во дворец какую-то корзину, полную фруктов, а я развлекал малышню и врезался в нее спиной. Фрукты по мостовой. Рыжий крик и меня как молнией прошибло. Это была любовь с первого взгляда...
– А она? – Гвен забывала о еде и не разделяла скептических хмыков Трента.
– Она напросилась в помощницы поварихе и должна была накрывать на стол. В замке давно гоготали, глядя, как она вьется вокруг молодого господина…
– А как же ты? – девушка взяла второй ломоть, в жестяную чашку ей плеснули травяного чаю.
– Есть что-то магическое в женщинах, которые нас не любят. Они опаздывают или не приходят вообще, а мы боготворим их капризы… – грустно и мечтательно почти пропел кок. – Она и видеть меня не желала, все звала банным листом. Жар во мне затмил все доводы рассудка… но, однажды вечером, она пришла сама. Говорила дергано, все накручивала свой рыжий локон на палец. Сказала, что если я чего-то стою, то вот он шанс себя проявить. Руки мои оплели ее колени, прозвучало предложение, принятое с раздражением и глухой досадой. Поцеловать себя она не дала и. Сразу убежала.
– А что же брат?
– Брат, напротив, был весьма рад, сказал, что она,наконец, одумается. Мы условились о месте и времени церемонии. Переживания молодого жениха о столичной жизни его ничуть не тронули: он обязал меня увезти невестув деревню и глаз не спускать. Их отец лишь отмахнулся. Его желчное раздраженное лицо было видно мне лишь в полоборота. Хорошо помню руку в перстне, которой он указал мне не отвлекать его от доноса.
– Странная семья. Ты думаешь, Астор была влюблена в кого-то из лордов?
– Замок тогда уже занят был Шеллертом. Отец служил у него, злясь на непутевую дурочку, а Дерден был у Шеллерта навроде повинного друга.
– Повинного? Дерден?.. – Гвен вспомнила рыжего парня из замка, он прислуживал, хоть и не был стражником. На вид ровесник или на пару лет старше, но звал Шеллерта на Вы.