– Вот, сегодня у нас соба с курицей и овощами. – Мужчина приподнял одну бровь, заметив вялый восторг на сомневающемся лице.
– Я, знаешь, из восточной, больше яичную лапшу уважаю… – попыталась ляпнуть Катя.
– В этом доме ее на дух не будет! – Максим среагировал резко и, даже, со всей дури, шлепнул по столу ладонью, вся милота и мягкость слетели с него осколками разбитого бокала. Катерина вскрикнула, осознав, что ее ладонь задело, и теперь, непонятно обо что пораненный палец хлещет кровью.
– Ты поранилась??? – мужчина, с ужасом, поглядел ей в лицо. Затем на кровь. – Сейчас принесу перекись и салфетки…
Катерина стояла, от испуга и неожиданности, полностью потеряв способность говорить, этим еще больше беспокоя Максима. В голове крутилась только фраза Любочки, пророненная когда-то, еще в универе, о том, что «настоящий мужчина» должен уметь «кулаком по столу»… Предполагалось, что такого, и никакого другого «тряпку», надо любить, обожать и уважать… сейчас Кате хотелось только плакать от нестерпимой несправедливой обиды!
– Ну, прости меня, маленькая, я же не специально… просто эту лапшу, дурацкую, жена очень любила. Она готовить не стремилась, и вечно заказывала на доставку… я случайно вспылил… совсем не хотел поранить моего ангелочка… ну, не плачь, девочка… я с тобой… все хорошо, уже хорошо…
Макс щебетал, как заботливая птичка-мамочка и целовал ее в макушку, в виски, в щеки… поцелуями были покрыты обе холодные дрожащие руки, соскальзывала промоченная перекисью салфетка… Катя, бедная Катя задыхалась, ее сердце заходилось частыми ударами. Каждый более жаркий и более откровенный поцелуй жег и лишал сил, с бешеной скоростью… ноги подкашивались. Было ощущение, что она стоит на краю обрыва, а вся тропка ее пути ускользает куда-то вниз, в бездну, затягивая туда и девушку… движения его рук становились откровеннее и сильнее. Катя дрожала, отчаянно желая, и, боясь того, что сейчас последует. Тарелки звякнули, резко соприкоснувшись бортами, попа девушки была помещена на край плохо вытертого кухонного стола… забытый всеми, пораненный палец саднил, теряя драгоценную красную жидкость, и, пачкая все вокруг…
***
Холодный ужин повторно разогрели в микроволновке, Катерина, помня о героической мужской готовке, с трудом, пыталась запихнуть в себя овощи и кусок курицы. Мужчина достал зеленую квадратную бутыль и две серебряные рюмочки грамм по двадцать пять.
– Я не буду пить! – Резко проговорила Катя. Ощущения сливались в саднящий комок: неприятное послевкусие обиды, (да, случайно поранил, но потом забыл напрочь, и кровью заляпано полквартиры, хотя, казалось бы, сантиметровый порез на большом пальце!), девушку предупредили, что ей и прибирать, и посуду мыть, (точно говорю, что уже забыл).
В теле была боль и усталость. Нет, произошедшее не было неприятным, ей очень повезло с Максимом. Просто мнущие и обнимающие ее руки оставляли красные следы… все было, вроде бы, приятно, но слишком долго, слишком мучительно и напрягающе. Запыхавшийся мужчина утирал пот со лба, жадно мучая поцелуями ее лицо и шею, его вопросительный взгляд говорил: «Что-то не так!». Катя никак не могла понять, что. «Тогда я для себя постараюсь…» – отрывисто буркнул Макс, и движения стали куда приятнее и амплитуднее. Когда потом он торопливо убежал в ванную споласкиваться, а Катя лежала, думая, не случится ли у них внезапного прибавления, в ней было тепло, и тихие волны нахлынули и не отпускали с несколько минут. «Это и есть оргазм? – подумала девушка. – Вряд ли. Ничего общего с теми ласками».
И сейчас, измученными обессиленными руками приподнимая рюмку, и, рассматривая гравировку, она не испытывала счастья – лишь усталость, обиду и проглоченный гнев… на схожесть с отцом?
– Я не предлагаю в хлам, Катенок. Если ты не любишь алкоголь, то ты просто употреблять его не умеешь. Надо пить, но с шармом, удовольствием и, зная меру. Ты не пробовала абсент? Я его сам настаивал летом. Что ж, тогда по чешскому методу!
Рюмки отправились в ящик, им на смену прилетела кружка на длинной ножке.
– Почему одна? – Катя не хотела выпивать, но чувство чего-то ускользающего заставило возмутиться. Макс понимающе ухмыльнулся.
– Будем играть в вопрос-ответ, чтобы лучше узнать друг друга.
– А кто будет пить?
– Тот, кто не поверит.
– Что ж, идет. – Катерина, с интересом, наблюдала, как Макс поджигает сахар в дырчатой ложке.
– Знаешь, у меня очень строгие родители, которые меня много учили, вкладывались, воспитывали из меня спортсмена мирового уровня. – Выпятил грудь и скривил гордую морду. Не шибко широкие плечи высокого мужчины не внушали доверия. Стройность была изначально присуща его конституции. Да и напоминал он скорее Кощея, в лучшие его столетия, нежели товарища Арнольда. Катя покачала головой. Макс игриво надулся и выпил. Настала ее очередь откровенничать.