– Давай я расскажу тебе сказку про ангелов? Они похожи на тебя.
Мальчик смотрел на нее из-под давно не стриженной белой челки большими ярко-желтыми глазами и молчал, но Мария научилась по взгляду угадывать его мысли.
– Тогда слушай. Высоко на облаках живут ангелы и поют красивые песни…
Лиенн истерично захохотала. Ей уже было плевать, что на всех патронов не хватит, что звук выстрела наверняка привлек внимание. Тэсса подхватила пошатнувшегося юношу. Картинка из прошлого наложилась на него настоящего, штрих за штрихом, кусочек за кусочком детали безнадежно забытого прошлого всплывали в голове. Как она могла не заметить, как Хьорне похож на ангела? Как могла забыть отблеск затаенной боли в не по-детски равнодушных глазах мальчишки? Она же так хотела защищать его, быть ему другом.
– Хьорне! – Тэсса больно сжала его локоть. – Хьорне!
Он не повернул головы, будто бы не услышал ее голоса. Лиенн расхохоталась, а потом вдруг резко заткнулась, будто кто-то выключил звук.
– Теперь ты. Нет, – она поднесла палец к губам и улыбнулась. – Я сделаю лучше. Слышишь?
Тэсса прислушалась. Кто-то пробирался к ним сквозь кустарник.
– Если это Хелмин, я убью его. Тебе будет так же больно, как и мне.
Кровь ударила Тэссе в лицо:
– Ты… Да ты сумасшедшая!
Губы Лиенн дрогнули, будто она собиралась вот-вот расплакаться, но вместо этого улыбнулась:
– Раз. Два. Три… Алгард, умри.
Она резко отвела руку с пистолетом в сторону и выстрелила.
Гром выстрела оглушил Тэссу. В наступившей тишине неуместно громко прощебетали над головой беззаботные птахи.
Алгард появился из зарослей метрах в ста левее, просвистевшая мимо пуля никак не могла бы его задеть, поэтому он не особенно испугался. Лиенн с удивлением и досадой посмотрела на него и не заметила, как тонкий кончик кожаного хлыста обвился вокруг шеи, и хлыст натянулся. Тэсса показалось, что она услышала хруст ломаемых костей.
– Ли…
Алгард преодолел разделяющее их расстояние и заслонил собой тело Лиенн. Рядом по-прежнему стоял Хьорне, рукав которого насквозь пропитался кровью. В другой руке он сжимал рукоятку кнута. Он прямо посмотрел на Тэссу, не пытаясь как-то на нее повлиять, однако же она увидел в его глазах все, что хотела. Он прощал ее. И, кажется, он прощался.
Хьорне кивнул и, сделав несколько шагов назад, губы его разомкнулись, произнеся короткое слово, и он спиной рухнул с обрыва.
Тэсса кинулась к нему, но внизу лишь расходились круги на окрасившейся красным воде.
– Тэсса, – Ал протянул руку, и Тэсса отшатнулась. – Тэсса?
– Не трогай меня, – выдавила она низким от слез голосом. – Не сейчас. Пожалуйста. Не приближайся.
Она обогнула его и, на мгновение замерев возле Цоминь, стремглав бросилась прочь. Ее душили слезы. Не так она представляла себе этот день. Разве у нее не было шанса переубедить Лиенн, помочь ей сделать правильный выбор? Почему все, кто близок ей, предают и бросают ее? Тэсса на бегу утерла слезы кулаком, но стало только хуже – плотину прорвало, и Тэсса упала на колени, разрыдавшись в полную силу.
– Я не виновата… – выдавила она сквозь стиснутые зубы.
Не виновата в том, что совершенно чужая ей женщина лишилась разом двоих сыновей, не виновата, что ни в чем не повинные дементисы умирают в мучениях от вируса, созданного для нее. Не виновата в смерти Лиенн, в том, что Хьорне был заперт в клетке вместо нее.
– Это я виновата…
Тэсса втянула голову в плечи и спрятала лицо в ладонях. Небо хмурилось, готовясь пролить так редкие в это время года дожди. Тэсса поднялась на ноги и медленно зашагала вверх по склону, вышла к дороге и шла вдоль нее, пока рядом не притормозил потрепанный фургон Марк не открыл перед ней пассажирскую дверь.
Оказавшись в деревне, Тэсса заперлась в домике. Кажется, приходил Алгард, но она не открыла ему, была занята. Пол был устлан мятыми ксерокопиями, записками, медицинскими картами, пожелтевшими листами из дневника. Все это Тэсса перечитала заново, разложила в новой последовательности и тщательно записала по порядку все-все свои видения. Работа предстояла непростая, поэтому ей не хотелось, чтобы кто-то ее отвлекал. Тем более, если этот кто-то – Алгард. Ведь перед ним она была виновата особенно, потому что она была жива, а София нет.