Выбрать главу

Для этих мальчишек из Уганды школьный учитель ничего не прояснил. Их не интересовали факты, научные «как» или действительные причины, их интересовал живой мир (и, возможно, исходная причина} и вопрос, имеющий непосредственное отношение к жизни. А именно (представьте, что вы сами больны малярией или кто-то из вашей семьи) — почему этого конкретного человека укусил этот конкретный комар.

Фундаментальная теология (а также и наука} подобна тому учителю, а две трети или скорее три четверти нашего поколения напоминают тех школьников. Теоретические размышления о малярии... это очень хорошо, но если я не могу объяснить, почему комар укусил меня... (Р. Панникар, «Миф, вера и герменевтика», NewYork: Paulist Press, 1979, с. 322).

Мы редко задумываемся о том, что правда — многолика, а также о том, что постулируемая правильность и заявления об абсолютной правдивости имеющихся в настоящее время научных идей опираются на априорные метафизические предположения и на ряд наблюдений, преднамеренно ограниченных, дабы исключить то, что не вписывается в эти предположения. Предположения сами по себе базируются па исключительной достоверности чувственных наблюдений и предполагаемого отсутствия любой динамики, которая недоступна для такого физического и чувственного восприятия, для регистрации приборами и/или подтверждения статистическими методами. Остальное остается «бездоказательным, необоснованным», и доказательству даже не подлежит. Тем не менее такие догмы, сопровождаемые категоричными заявлениями, стали доминирующим в культу ре образом мыслей. В качестве априорных идей, они не более чем мифологемы, мифологемы эпохи позднего Ренессанса/Просвещения. В качестве мифологем, пусть и современных, они могут претендовать на абсолютную истину' в той же мере, что и другие мифы. Средневековые ученые полагали, что мир движим божественными духами во имя искупления человека. Более ранние мифы эпохи, предшествовавшей Средневековью, «первобытные», содержали иную картину мира. Они рассматривали Вселенную как взаимосвязанное целое, в котором сознание является первичной фундаментальной субстанцией, то есть мир есть своего рода материя-энергия, которая возникает из универсального разума[10]. Каждый из этих «мифов» содержит аспект многоликой правды, и также каждый релятивистски искажает действительность.

В соответствии с мифологемами «первобытной традиции» все вещи в мире связаны на глубинном уровне, несмотря на то, что на первый взгляд они кажутся отделенными друг от друга. Умы отдельных людей рассматривались как объединенные на некотором уровне, недоступном обычному сознанию. Согласно этой точке зрения, контакт с реальностью происходит не только через физические чувства, а, что более важно, через глубокую практику медитации и интуиции. Сознание должно рассматриваться в качестве исходной причины, нежели конечного продукта материальной эволюции. Эти мифы лежат в основе различных точек зрения на существование. Они противоречат позитивистской позиции XIX века и предвосхищают современную психологию бессознательного и квантовую физику.

Если мы поставим на один уровень современную науку и «устаревшие мифы», читатель может возразить, что такие вещи несопоставимы. Предполагается, что наука, в противовес мифологии, которая представляет собой «не более чем систему верований», основана па неопровержимых фактах, то есть фактах, должным образом зарегистрированных и воспроизводимых. Придерживаясь такого поверхностного представления, мы были немного наивны, прежде всего наивны в нашем восприятии гносеологических понятий, но также наивны в восприятии наблюдений за простыми феноменами. Ибо что мы подразумеваем под словом «факт», что это значит? В соответствии со стандартным видением, мы принимаем, как должное, следующее. «Факты» или «реальность» — это то, что мы можем наблюдать и проверить при помощи одного или всех наших пяти чувств непосредственно, или опосредованно, с использованием соответствующих приборов. Делая такое допущение, мы не можем забывать о тех доказательствах, которыми обладаем и которые подтверждают перцептивную ограниченность нашего чувствительного аппарата. И о «принципе неопределенности» современной физики, установившей, что положение наблюдателя, по крайней мере отчасти, определяет поведение того, за чем наблюдают. Мы обнаружили, что способны воспринимать только малую часть светового и звукового спектров, к примеру. Некоторые животные обладают такими перцептивными способностями, которые у пас отсутствуют. Они могут «видеть» и «слышать» там, где мы слепы и глухи. Другие обладают тем, что мы называем ЭСВ (экстрасенсорное восприятие), позволяющее нм заранее реагировать па землетрясения или ориентироваться в темноте и в тумане при помощи «волшебных органов» для отыскания направления, которых у нас, людей, нет. Несмотря на феноменальные успехи в микроскопии и компьютерном моделировании, которые значительно расширили диапазон восприятия, мы тем не менее не имеем средств доступа к обширной области феноменологии.

Некоторые физики говорят, что объем того, что мы воспринимаем как «факт», довольно относителен и ограничен. Например, кванты проявляют себя как частицы, только когда мы смотрим на них.

Экспериментальные данные говорят в пользу того, что когда за электроном не наблюдают, он всегда ведет себя как волна[11]. Люди никогда не смогут познать настоящую текстуру квантовой реальности... потому что все, к чему мы прикасаемся, превращается в материю (Майкл Талбот, «Голографическая Вселенная», с. 34).

Эта мысль звучит также и у других.

То, что мы сейчас понимаем под фактом и бесспорностью... не носит чисто объективный характер. Сюда включается также объект, который рассматривает факты «сами по себе». Нет «фактов, которые сами по себе», есть только факты для кого-то того... для которого факт — это факт (Р. Панникар, «Миф, вера и герменевтика», NewYork: Paulist Press, 1979, с. 98).

Мы также можем вспомнить, что слово «факт», образованное от латинского factum, означает что-то, что «выдумано». Этот парадокс был подтвержден и квантовыми физиками. Подход и отношение, то есть организация эксперимента наблюдателем, определяет тип «фактов», которые наблюдаются.

Бом придерживается того мнения, что факты не являются автономными реальностями. Факты «делаются» теориями, факты — это абстракции определенных аспектов сплошного потока. Теории ученых или инструменты придают этим аспектам соответствующую «форму». (Джон П. Бриггс и Ф. Дэвид Пит, «Зеркальная Вселенная», New York, Simon and Schuster, 1984, с. 105).

To, что составляет сущность реальности и «факта», определяется психологической предрасположенностью конкретного человека, подходами к познанию и способами познания, и следовательно, особыми качествами системы мифологических верований, присущих психике отдельного человека или культуры. Для некоторых людей другие, возможно, даже экстрасенсорные способы познания могут формировать субъективное восприятие в той же степени, что и так называемая «объективная реальность». Исследователи гештальтпсихологии продемонстрировали, что зачастую мы видим именно то, что мы ожидаем увидеть (Мэри Хенле, «Некоторые воздействия мотивационных процессов на познание». «Документы гештальтпсихологии», Berkeley, Univ. of Calif Press, 1961, с. 172-186).

Ролло Мэй обращает внимание на следующий феномен: мы не можем воспринимать что-либо до тех пор, пока не познаем это. В качестве иллюстрации он приводит следующий пример.

Люди примитивного общества не смогли увидеть корабль капитана Кука, когда он приплыл в их бухту, потому что у них не было слова, символа для обозначения такого корабля (Ролло Мэй,«Любовь и воля». New York,  N. W. Norton, 1969, с. 236).

Из-за того, что наши верования на бессознательном уровне воздействуют на наше восприятие, фраза «Я поверю, когда я увижу это» будет менее точно отражать ситуацию, нежели «Я увижу это, когда я поверю в это» (там же).

Следовательно, «подтверждение», то есть процесс установления или «создания» правды, определяется априорными допущениями и ограничениями субъективной психологии отдельного человека, то есть мифами, которыми мы руководствуемся в жизни, преобладающими темами современного символизма бессознательной психики, а также типологической предрасположенностью экспериментатора (экстровертный/интровертный тип, ощущения/эмоции, размышление/интуиция) и его предпочтениями. Каждая и любая из этих предрасположенностей и предпочтений может связывать, а может и не связывать нас с различными гранями «реальности». Обоснованность и адекватность восприятия «реальности» отдельной личностью может быть проверена только с точки зрения полезности такого восприятия для ориентации человека и понимания феноменов жизни.