Похоже, он не столько напуган револьвером, насколько огорчен тем, что мне не знакомо его имя.
— Я из Лондона. Довольно хорошо известен во всех литературных кругах. Я даже бывал в Америке, но, очевидно, вы ничего обо мне не слышали.
— Очевидно. Вы пишете книги?
— Я собирался написать несколько, но я еще поэт и драматург. И до недавнего времени редактор журнала «Женский мир». Извините меня за ложную скромность, хотя обо мне не говорят на улице, в светском обществе мое имя знают. Меня охотно приглашают на званые обеды за мой ум и мудрость.
У него речь одного из образованных англичан высшего света, которые произносят слова почти с лирическим ритмом. Когда он разговаривает с тобой даже под дулом револьвера, ты поневоле чувствуешь высокомерие в манере говорить.
— Я ездил по вашей стране, говорил об искусстве, бывал в западных штатах. Посетил даже быстро растущий город Лидвилл и рассказывал неотесанным горнякам о флорентийском искусстве. Там я узнал некоторые вещи о револьверах — точно таких, какой у вас в руках. Горняки считают, что за плохое искусство следует приговаривать к смертной казни. В одном из баров я видел такой плакат: «Пожалуйста, не стреляйте в пианиста — он делает все, что в его силах».
Он бросает на меня взгляд, ехидно улыбается и снова прикрывает рукой рот.
Я смотрю на револьвер, который держу в руках. Этот человек знает, что он не заряжен. Если бы он был заряжен, пули были бы видны во вращающемся барабане. Я разжимаю ладони, и револьвер падает мне на колени. Так или иначе, руки у меня устали держать его — он слишком тяжелый.
— Ну ладно, если вы прославились своими разговорами, продолжайте. Расскажите мне, что вы делали с доктором.
— Я расследую убийство, — сразу отвечает он. — Я, так сказать, детектив.
— То есть вы хотите сказать — самозваный детектив. — С этой профессией я знакома.
— В общем-то да. Хотя, уверяю вас, я читал материалы на этот предмет. — Он говорит правду, я знаю это. Он может преувеличивать, но не лгать. Он полагает, что его слова слишком важные, чтобы быть ложью.
— Продолжайте. Кого убили?
Он молчит какое-то время, словно ему трудно отвечать.
— Моего близкого друга Жана Жака Телни.
Я чувствую, что он пытается не терять самообладания. Я испытываю то же самое, когда говорю о Джозефине.
— Я вам сочувствую.
— Спасибо, моя дорогая. — У него в глазах искренняя боль. — Он был поэтом. Вы слышали о нем?
— Нет, извините. Я слышала о Верлене.
— О, певец богов. Как поэт я могу засвидетельствовать это.
— Вы имеете хоть какое-то представление, кто убил вашего друга?
— Доктор Дюбуа и я как раз и пытаемся выяснить это. — Оскар садится и обмахивает лицо красным шелковым платком. Легкое дуновение доносит до меня запах духов.
— Жан Жак был содомитом, как вы и доктор Дюбуа?
Он размахивает платком, словно отгоняет мух.
— Моя дорогая, не пристало говорить об этом.
— Будем считать, что да. А вы не скажете, как умер ваш друг?
Оскар опускает голову на мгновение, прежде чем ответить, и я понимаю, что задала вопрос не совсем деликатно.
— Извините.
— Его зверски зарезал сумасшедший.
Голос его срывается, и в глазах отражается страдание. На меня снова нахлынули воспоминания о Джозефине, и я не могу удержаться, чтобы не дотронуться до его руки. Мы сидим молча, и каждый из нас скорбит о потере дорогого человека.
— Пожалуйста, извините меня, что задаю этот вопрос, но я должна это сделать. Как он зарезал его? Вы можете описать раны?
Он делает режущее движение поперек своего живота.
— Вот здесь. Жестоко. И ниже. — Его толстые губы дрожат, и на глаза навертываются слезы. — Как убивают скот на бойне. Как такое кто-то может сделать с другим человеком? И с таким добрым и кротким, как Жан Жак.
Это какая-то нелепость. Убийца никогда не нападал на мужчин.
— Я изучал дедуктивный метод. — Оскар заполняет короткую паузу. Его голос звучит успокаивающе. — Месяц назад в Лондоне я обедал с доктором Дойлом, который пишет рассказы о Шерлоке Холмсе, частном сыщике, пользующемся достижениями науки и дедуктивным методом при раскрытии преступлений. Я внимательно читал эти рассказы и полдня разговаривал с инспектором Скотленд-Ярда, другом моего отца. Но, откровенно говоря, несмотря на мой интеллект и знания, я нахожу этот загадочный случай исключительно трудным для понимания.[34]
— Какое отношение к этому имеет доктор Дюбуа?
— Люк Дюбуа — мой друг.
34
Хотя Оскар Уайльд написал всего две пьесы, а его поэзия подвергалась резкой критике, во время того обеда он получил выгодное предложение написать книгу. Артур Конан Дойл продал издателю свой второй рассказ о Шерлоке Холмсе «Знак четырех». Уайльд продал издателю идею книги, которая впоследствии превратилась в «Портрет Дориана Грея» и вышла в свет в 1890 г. Издатель просил Оскара написать книгу объемом 100 000 слов, но она получилась намного меньше. В оправдание Уайльд сказал: «В английском языке нет ста тысяч красивых слов». Книга о Дориане положила начало карьере Оскара Уайльда как замечательного писателя. —