Стул под Пожарским крякнул и с жалобным стоном присел на задние ножки. Выбираясь из его обломков, доцент отдувался и растерянно басил:
– Помилуйте, шеф… ффу… помилуйте, Али Саргонович… Конечно, подъемные и сверхурочные, курьерские и представительские… очень даже соблазнительно, очень… Однако какой из меня хармант? Какой политик и советник? Во-первых, я – ффу!.. – честный человек… а, во-вторых, всю жизнь занимался гомеополярными связями в нитридах и карбидах бора! Что я смыслю в политике? Ничего! Ровным счетом ничего!
– Это ты врешь, уртак, – прервал его Бабаев. – Ведь связями занимался? Занимался! Значит, связь с общественностью обеспечишь. А что до всего остального, так в политике главное – реализм! Намерения политика должны быть реальны как у жеребца, что бежит за кобылой… А у тебя очень практичный ум, ты верно оценивашь ситуацию. – Он кивнул на доску с пятью «бля» и добавил: – И не скули, как шакал под луной! Сказал – советник, значит, будешь советник!
С этими словами Али Саргонович решительно повернулся, вышел в неширокий коридор и встал там, размышляя: то ли идти направо, в кабинет, звонить «победоносцам», то ли двинуться налево, в приемную к Земфире – сказать, чтобы зачислила в штат новых сотрудников. Но не успел он обдумать эту проблему, как за спиной послышалось осторожное покашливание.
Это был эндокринолог Калитин, взиравший на него, как правоверный бедуин на пророка Мухаммеда.
– Чего тебе? – проворчал Бабаев.
– Хмм… Я, так сказать, готов к исполнению обязанностей… табибских обязанностей. Прямо и неотложно! Сей момент! Ручку… позвольте ручку, Али Саргонович…
Бабаев с недоуменной гримасой протянул ему руку. Врач, жадно схватив ее, приложил к запястью большой палец и уставился на часы. Лицо его выражало почти неземное блаженство.
– Пульс у вас как у космонавта… еще бы давление измерить, кровь на анализ взять и кардиограммку… кардиограммку тоже бы не помешало… – Калитин прикрыл глаза, шмыгнул носом и выдохнул: – Ах! Месяц не подходил к больнице и не касался пациента… не выписывал рецепты, не смотрел анализы, не ругал за то, что нарушают диету… Месяц! Бог мой, целый месяц!
Дивана, догадался Бабаев. Это персидское слово имело два значения, бесноватый и блаженный; как полагали персы, всякий лишившийся разума блажен, ибо над ним простерта рука Аллаха. Калитин, безусловно, не был бесноватым, а вот блаженным – наверняка. Из тех врачей божьей милостью, что Клятву Гиппократа ценят больше прочих клятв… Как там в личном деле? Вежлив, внимателен, склонен к самопожертвованию…
Отобрав руку, он вцепился в обшлаг калитинского комбинезона.
– Почему ушел из больницы? Тебе белый халат нужен, а не эти пестрые обноски!
– Почему ушел? А потому… Три тысячи рэ, двое детей, жена, теща и больная мама… Жена тоже врач… и ее мать, и моя, и покойный отец… все были врачами, а до того, в екатерининские времена лекарями… И нищих в нашем роду не водилось! Ни в прошлом, ни теперь! – Голос Калитина дрогнул, глаза подозрительно заблестели, и Бабаев, чтобы не смущать его, отвернулся.
Врач, успокоившись, снова взял его за руку.
– Ну, а как у нас с железами дела? Главное, с поджелудочной и щитовидной? Будьте со мной откровенны, Али Саргонович… Вы мужчина видный, крепкий, однако в вашем возрасте могут быть деликатные проблемы… аденома, сексуальная дисфункция и все такое… Как у вас с этим? Не угнетает?
– Не жалуюсь, – буркнул Бабаев. Потом подумал о Нине и усмехнулся.
– А диабет? Есть подозрения на диабет? – Теперь глаза Калитина сияли искренней надеждой.
– Подозрения были, – признался Али Саргонович. – Как-то в детстве, когда я переел зеленых слив…
– То был понос, а не диабет, – разом потускнев, определил Калитин. – У диабета совсем другие симптомы… Ну, ничего! Все у нас впереди! – Он приободрился и добавил: – Пятнадцать процентов населения старше шестидесяти лет страдает диабетом. И знаете, Али Саргонович, число пожилых больных все время растет!
– А это обязательно? В процент твой попасть?
– Не обязательно, но желательно. Диабет пожилых это такой недуг… – Калитин мечтательно закатил глаза. – Диету заставляет соблюдать, не пить и не курить, и в результате, при легких формах заболевания, пациенты живут лет до девяноста. И есть еще один фактор, даже пословицу сочинили: кто диабетом заболел, от рака не умрет.