Я опустил взгляд на асфальтовую дорожку Губернаторского сада, покрытую сверкающим песком, привезенным из великих пустынь, и закрыл глаза. Сбоку от меня послышался беззаботный смех.
– Святой Георгий! Посмотрите на этого Ромео, уснувшего в ожидании своей Джульетты!
Я вскочил. Рядом со мной стояла Нино, в небесно-голубой форме гимназии Святой Тамары. Она была очень худенькой, даже очень худой по восточным меркам. Но именно этот недостаток пробуждал во мне нежные чувства и желание защитить ее. Ей было семнадцать, и я знал ее с того самого дня, когда она впервые прошла по Николаевской улице в свою гимназию.
Нино села. Ее глаза блестели.
– Значит, ты все-таки сдал экзамены? Я немного волновалась за тебя.
Я положил руку ей на плечо:
– Пришлось прилично поволноваться, но Аллах, как видишь, приходит на помощь своим смиренным рабам.
Нино улыбнулась:
– Через год тебе придется наставлять меня. Было бы здорово, если бы ты сидел под моей партой и шептал мне ответы по математике.
Этот порядок завелся много лет тому назад, когда двенадцатилетняя Нино, вся заплаканная, прибежала ко мне во время перемены и потащила к себе в класс, где мне пришлось весь урок сидеть под ее партой и подсказывать решения задач на уроке математики. С тех пор в глазах Нино я сделался героем.
– Как поживает твой дядя со своим гаремом? – спросила Нино.
Я помрачнел. Дела гарема обычно хранятся в секрете. Но перед безобидным любопытством Нино отступали все правила восточного приличия. Моя рука нырнула в ее темные волосы.
– Гарем дяди скоро возвращается домой. Как ни удивительно, западная медицина, по-видимому, помогла, хотя точных признаков нет. Пока ребенка ждет дядя, а не тетя Зейнаб.
Нино по-детски наморщила бровь:
– Все это отвратительно. Мои родители против этого. Держать гарем постыдно.
Она говорила тоном школьницы, отвечающей урок. Я коснулся губами ее уха:
– У меня никогда не будет гарема, Нино, никогда.
– Но ты, наверное, заставишь жену носить чадру!
– Может быть. Поживем – увидим. Чадра – полезная штука. Она защищает от солнца, пыли и взглядов незнакомцев.
Нино покраснела:
– Ты всегда будешь азиатом, Али. Чем тебе мешают чужие взгляды? Женщина хочет нравиться.
– Женщина должна хотеть нравиться только своему мужу. Открытое лицо, голая спина, полуобнаженная грудь, прозрачные чулки на изящных ножках – все это обещания, которые женщина должна исполнить. Мужчина, увидевший это, желает большего. Вот для того, чтобы у мужчин не возникло такого желания, женщины и носят чадру.
Нино изумленно посмотрела на меня:
– По-твоему, семнадцатилетние девушки и девятнадцатилетние юноши говорят о таких вещах в Европе?
– Мне недосуг о них думать.
– Тогда и мы не будем говорить о них, – сурово ответила Нино, сжав губы.
Я погладил ее волосы. Она запрокинула голову. Последний луч заходящего солнца отразился в ее глазах. Я склонился к ней… Ее губы нежно и безвольно раскрылись. Я припал к ним очень долгим и неприличным поцелуем. У Нино перехватило дыхание. Затем она отстранилась. Мы сидели молча, уставившись в сумерки. Потом, немного смущенные, мы поднялись. Взявшись за руки, мы покинули сад.
– На самом деле и мне следует носить чадру, – сказала она, – или выполнить твое желание.
Она смущенно улыбнулась. Теперь все было в порядке. Я проводил ее домой.
– Я обязательно приду на ваш выпускной вечер, – сказала она.
– А что ты будешь делать летом, Нино?
– Летом? Мы собираемся в Шушу и Карабах. Но не нужно заноситься. Это не означает, что и ты должен приезжать в Шушу.
– Хорошо. Увидимся в Шуше этим летом.
– Ты невыносим. И что я нашла в тебе?
Дверь за ней закрылась.
Я пошел домой. Евнух дяди, с лицом высушенной ящерицы, усмехнулся:
– Грузинки – красивые женщины, хан. Но не стоит целовать их открыто, в общественных садах, где ходит так много народу.