Выбрать главу

Всю ночь скопившийся на шоссе транспорт рывка­ми продвигался к юго-востоку. Часто налетали истре­бители и поливали шоссе из пулеметов, и Кросс решил найти местечко побезопасней. Он отошел в глубь леса и заснул в густом кустарнике. Когда он проснулся, со стороны шоссе не доносилось ни звука — видимо, сра­жение каким-то образом обошло его. Кросс вернулся к своему кусту боярышника. В обоих направлениях, куда только доставал глаз, дорога была усеяна разби­тыми машинами. В воздухе стоял резкий запах гари. Почти рядом с ним, около перевернутой машины, ле­жали три трупа.

Вдруг он услышал рев самолета, и секундой позже тот пронесся низко над дорогой, сделал круг и повер­нул назад. Опять послышались звуки моторов. Кросс смотрел сквозь ветви боярышника. Три легких танка катили по шоссе. Кросс увидел на них английские опоз­навательные знаки. Он поджидал их, сидя с рюкзаком у ног метрах в двух от дороги. Когда они приблизятся он окликнет их по-английски. Танки подъехали, два нырнули в лес, а третий остановился почти что напро­тив его куста. Кросс встал. Сердце у него бешено ко­лотилось. Рюкзак выкатился на дорогу. Башня танка развернулась, и в тот момент, когда Кросс закричал по-английски, пулеметная очередь прошила куст боярыш­ника. Кросс почувствовал удар по голове и упал на до­рогу рядом со своим рюкзаком.

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Во второй половине солнечного октябрьского дня 1945 года около водной станции Уилера, скрипнув ко­лесами по гравию, остановилась машина, и из нее вы­шли трое мужчин. Они только что отлично пообедали в ресторане «Звезда и подвязка» в ознаменование встречи после долгих лет войны.

Пожилой человек с блестящей загорелой лысиной, который держал под мышкой бутылку портвейна, был Чарльз Холлисон, владелец лакокрасочного завода. Молодой человек в форме капитана ДВМР (Добровольческий военно-морской резерв) был его единственный сын Джеффри. Человек в костюме в мелкую полоску, тоже еще молодой, но не так атлети­чески сложенный, как Джеффри, был Артур Кросс, племянник Холлисона.

Для всех троих это был знаменательный день. Для Чарльза Холлисона — потому что оба юноши верну­лись с войны живыми. Для Джеффри — потому что он любил отца и потому что, проведя в море почти без перерыва семь лет, он мечтал осесть, наконец, на суше и зажить нормальной жизнью. А для Артура — пото­му что он жил в постоянном страхе возмездия и, что­бы спасти свою шкуру, отчаянно нуждался в день­гах — а у дяди Чарльза было много денег.

Чарльз Холлисон, овдовевший двадцать пять лет то­му назад, отдал «дорогим мальчикам» все тепло своего сердца. После смерти родителей Артура он стал его опекуном и обращался с ним как с сыном. Джеффри и Артур получили образование в одной и той же при­вилегированной школе и окончили один и тот же колледж в Оксфорде. Холлисон выделил обоим одинако­вую долю в семейном деле. Когда Артур, стрелок на бомбардировщике класса «Веллингтон», не вернулся с задания в 1940 году, Холлисон был убит горем. Чудо возвращения Артура из небытия озарило радостью жизнь старика. А когда к тому же вернулся домой Джеффри — живой и невредимый, хотя он и побывал в тяжелых переделках в Тихом океане, Холлисон по­молодел на десять лет. Во время войны он прямо-таки погибал от одиночества. Теперь все это осталось поза­ди. Его мальчики вернулись домой.

— Ну, пора на яхту,— сказал Холлисон и направил­ся к воде. Был час отлива и, прежде чем спустить ялик на воду, им пришлось несколько метров тащить его по мокрому гравию. Артур взялся за весла, Холлисон сел на корме, а Джеффри, который, казалось, заполнил собой все оставшееся в ялике пространство, просто си­дел и глядел на яхту под названием «Беглянка», кото­рая стояла на якоре в некотором отдалении от берега.

— Хорошо смотрится! — с удовольствием сказал он.— Будто и не было никакой войны. Какая же она красотка!

— Неплохо бы ее покрасить,— трезво заметил Ар­тур, перестав грести и оглянувшись на яхту.

Холлисон кивнул.

— Вот теперь, когда кончилась война, дойдут руки и до нее. Поглядим, какие у нас есть цвета и выберем что-нибудь пошикарнее. Осторожно, Артур, не стук­нись о борт.

Джеффри привязал ялик в специальному крюку, и Холлисон с резвостью, неожиданной в человеке его лет и комплекции, вскарабкался на борт яхты и сбро­сил брезент, покрывавший рулевую рубку. Подмигнув Артуру, он спросил:

— Не забыл, где бокалы и штопор?

— Пожалуй, только это и не забыл,— ответил Ар­тур и пошел в каюту.

Тем временем, Джеффри осматривал яхту. Он дав­но не был в таком приподнятом настроении. Его радо­вало все, что он видел. Река дышала миром и спокой­ствием. Листья ив на далеком берегу почти не шевели­лись. Тишину этого сонного дня нарушало лишь жуж­жание насекомых и, иногда, кряканье утки или всплеск рыбы. Джеффри удовлетворенно втянул но­сом густой, так хорошо знакомый особый летний за­пах «Беглянки» — смесь машинного масла, нагретого лака, бензина, пересохших канатов и застоявшейся трюмной воды. Он прошелся взад и вперед по тща­тельно просмоленной палубе, перегнулся через борт, разглядывая небольшую вмятину над одним из иллю­минаторов, заглянул под брезент, которым была при­крыта шлюпка, закрепленная на крыше каюты. Затем он прошел в рулевую рубку, а оттуда вниз в неболь­шое машинное отделение, и с восторгом мальчишки стал осматривать сдвоенный дизель-мотор. Было видно, что за ним хорошо ухаживали. Не завести ли его, по­думал Джеффри, но в это время его позвали наверх. Холлисон уже налил в бокалы золотистый портвейн.

— Берёг его специально для вас,— сказал он.— Для этого надо было сильно верить, что вы вернетесь.

— А также обладать сильной волей,— добавил Джеффри.—Ну что ж — он поднял бокал и повел его в сторону отца и Артура.— Семь футов под килем...

Он отпил глоток портвейна и улыбнулся.

— Какая великолепная мысль — закончить наш праздник здесь, на яхте.

— Я хотел с вами поговорить, а здесь по крайней мере никто не подслушивает,— сказал Холлисон.— Ну как ты нашел «Беглянку», Джеффри?

— В полном порядке, лучше, чем ожидал. А как по-твоему, Артур?

— Все отлично,— сказал Артур. Он уже почти осу­шил свой бокал.

— Только надо купить еще один ялик,— продолжал Джеффри.— Я собираюсь летом поплавать по мелким протокам. «Беглянка» — классное судно, хоть отправ­ляйся на ней в кругосветку. Мотор — прямо как но­венький.

— Он и есть почти что новенький — отозвался Холлисон.— За судном присматривал один парень, ко­торый работает у Уиллера, и мы с ним прогоняли мо­торы каждые два—три месяца. С дизельным топливом проблем не было, если чего и не хватало, так это вре­мени. В общем-то я держал ее в состоянии готовности — как перед Дюнкерком. На ней полный запас воды, дос­таточно масла, есть кое-какие продукты. В основном тушенка и галеты — боюсь, что украденные с какого-нибудь военного судна — и несколько консервных банок, которые мне удалось выпросить у миссис Армст­ронг. Если хотите, можем хоть сейчас отправиться во Францию. Завтра к вечеру там будем. Джеффри улыбнулся.

— И правда, почему бы не сплавать во Францию? Вот только надо выправить кучу документов, в Эстуа­рии полно мин, и у нас нет последних навигационных карт. Не удивлюсь, если банки уже не там, где они были, когда мы в последний раз сели на мель. Вот в будущем году, может и удастся отправиться куда-ни­будь подальше. Я бы с удовольствием сплавал на Аланды. А ты, Артур?

Артур покачал головой.

— Я пас. Сыт Балтикой по горло.

— Да, верно,— спохватился Джеффри.— Ты там хлебнул лиха. Наверно, я бы чувствовал то же, если бы меня сбили над Балтийским морем. Удивительно, что ты не утонул. Наверно, хвост самолета не сразу ушел под воду. Тебе здорово повезло.

— Наверно,— отозвался Артур.— А впрочем, неиз­вестно.

Он стоял, опершись о перила, и дымок от сигареты пробивался между его желтыми от никотина пальцами. Он был доволен собой: за обедом он отлично сыграл свою роль. Конечно, Холлисон и Джеффри, растроган­ные встречей, были настроены на нужную волну. Кросс сочинил убедительную историю о своих злоключениях. В ней было достаточно убедительных подробностей и ни одной заметной бреши. Авария, лагерь военноплен­ных, побег. Он кратко описал тяготы жизни в лагере и путь, проделанный им через Европу. Кросс тщательно отрепетировал свой рассказ и так часто повторял его в уме, что сам почти в него поверил. Во всяком случае до­ля истины в нем была — и не такая уж маленькая.