— Этого я не знаю. Может быть, он надеялся найти там какие-то доказательства?
— Доказательства чего?
— В этом весь вопрос…
После того как мэтр Агостини покинул их и направился в свою контору, инспектор и начальник карабинеров, оставшись вдвоем, стали рассматривать всевозможные гипотезы, но ни одна их не удовлетворила. Амедео было разрешено пойти к матери, чтобы успокоить ее, но при условии, что он сразу же вернется: не следовало забывать, что капралу карабинеров платят не только за то, что он переходит из тюрьмы в родительский дом и обратно. Россатти поклялся, что будет бежать, как олень, и возвратится в участок, раньше чем заметят его отсутствие. Чекотти и Рицотто понимали, что на это трудно рассчитывать, но оба сделали вид, что верят Амедео: он заслужил это небольшое вознаграждение.
Инспектор и начальник карабинеров перебрали всех жителей Фолиньяцаро, стараясь угадать, кто из них мог ненавидеть Эузебио Таламани настолько, чтобы, воспользовавшись его беззащитностью, вонзить ему в сердце нож. Тимолеоне, прекрасно знавший характер каждого, никого не мог заподозрить. У самых необузданных не было причин желать клерку смерти. Он с жаром воскликнул:
— Нет, ни один! Или, наоборот, все! Начиная с дона Чезаре, а у него, кроме всего прочего, было бы то оправдание, что он немного тронутый!
— Благодарю тебя, Тимолеоне!
На пороге кабинета стоял мэр и насмешливо улыбался. Рицотто позже клялся, что если в этот момент и не свалился, сраженный апоплексическим ударом, то только потому, что его организм не был к этому склонен.
— Начальник карабинеров, который считает местного мэра ненормальным, это великолепно. Да еще в присутствии постороннего! А если я потребую твоего смещения, дурачок?
— Послушайте, дон Чезаре…
— О, нет! Я достаточно наслушался… А я-то думал, что могу рассчитывать на твою дружбу…
— А как же, дон Чезаре! Я вас очень люблю!
— Ты меня очень любишь, но готов отправить в сумасшедший дом, так?
— Я? О, дон Чезаре, как вы можете говорить такие ужасные вещи?
— Прошу прощения, разве ты не сказал этому миланцу, что я ненормальный? Кстати, я сейчас встретил Амедео… Вы освободили его или он убежал?
Рицотто почувствовал необходимость проскользнуть на кухню и выпить стаканчик грумелло — единственное средство, способное привести его в чувство. Чекотти пришел к нему на выручку:
— Я освободил его.
— В общем, вы сами не знаете, чего вы хотите, а?
— Я хочу арестовать убийцу.
— Значит, это не Амедео?
— Не думаю.
— Тем лучше… Он славный малыш… Было бы жаль, если бы его жизнь закончилась в тюрьме. Вы знаете о том, что случилось с доном Адальберто?
— Да. Мы ждем, чтобы он лучше себя почувствовал, и тогда выясним, как все произошло.
Дон Чезаре насмешливо улыбнулся.
— Слечь из-за какого-то удара по голове! В мое время на это и внимания не обратили бы! Но эта молодежь не такая выносливая, как старшее поколение.
Чекотти не сразу понял, что в глазах мэра дон Адальберто принадлежал к презираемой стариком молодежи.
Выйдя из кухни, Рицотто вернулся в кабинет как раз в тот момент, когда, как всегда шумно, туда вошла Элоиза.
— Тимолеоне, ты великодушен и благороден. Я сожалею теперь о том, что не вышла за тебя замуж, когда ты умолял меня об этом!
— Уверяю тебя, Элоиза, ты путаешь…
— Ну полно, дон Чезаре знает нас всю жизнь и хитрить перед ним не стоит. Ты вернул мне сына, будь же благословен среди карабинеров!
— Тебе следует за это поблагодарить синьора инспектора.
Радость так переполняла синьориту Россатти, что ее хватило бы с избытком на весь мир. Она бросилась к сидевшему на стуле Маттео и горячо поцеловала его в обе щеки раньше, чем полицейскому удалось помешать ей. Потом она с достоинством воскликнула:
— Это поцелуй благодарной матери!
Послышался блеющий смех дона Чезаре.
— Эта Элоиза всегда была хорошей штучкой… Кстати, дитя мое, тебе придется поторопиться со свадьбой, если ты хочешь, чтобы я на ней присутствовал.
— С какой свадьбой?
— Твоей и Тимолеоне, с какой же еще? Побледневший Тимолеоне пролепетал с трудом:
— Но, дон Чезаре, у нас об этом никогда не было речи!
— Как это не было? Всякий раз, когда я вхожу в этот кабинет, я слышу, как вы любезничаете! Тимолеоне, неужели ты лишен принципов?
Рицотто чувствовал, что скатывается в роковую пропасть, не имея сил за что-нибудь ухватиться.
— Вы… вы преувеличиваете… дон Чезаре!
— Лжец! Посмей только утверждать, что не любишь ее!
— Дело не в этом, но…
— Видишь? Кроме того, ты просил ее руки в свое время. Ее ответ запоздал на несколько десятилетий, вот и все. Ты согласна, Элоиза?