Чекотти прервал рассказ дона Адальберто.
— Я полагаю, вы никому не сообщили о вашем открытии?
— Конечно, нет.
— В таком случае, как, по-вашему, объясняется убийство Джельсомины?
— Я думаю, что угрызения совести заставили бедняжку пойти к автору писем и рассказать ему о моем посещении. Однако я убежден, что испуганная гневом того, к кому она обратилась, Джельсомина не сказала ему, что уступила моей просьбе. Больше того, не зная о моем отъезде, убийца подумал, что речь идет лишь о предупреждении, и решил уничтожить тетрадь, заключавшую его приговор. Он пошел к Джельсомине, она, по всей вероятности, отказалась с ней расстаться, и ее сопротивление стало причиной ее гибели.
Пойдя в Милане по адресу, найденному в тетради Джельсомины, я застал там молодую женщину и маленькую девочку. Меня пригласили войти, и я сразу увидел на пианино фотографию Таламани, который, как выяснилось, был двоюродным братом этой дамы.
Маттео запротестовал:
— Падре! Не станете же вы нас уверять, что эта женщина, невидимая, как привидение, явилась в Фолиньяцаро и убила своего родственника?
— Терпение, синьор! Насколько мне известно, я ничего подобного не утверждал. На пианино стояла и другая фотография…
Дон Адальберто обвел взглядом напряженные лица слушателей и тихо произнес:
— На ней был изображен мэтр Агостини.
Все трое ахнули от удивления.
— Несмотря на греховность своего поведения, эта женщина сохранила в своем сердце богобоязненные чувства, и я убедил ее признаться во всем. Она любовница дона Изидоро и родила от него дочь. Это ей дон Изидоро писал каждую неделю, это его имя — имя отправителя еженедельных писем — стояло в тетради Джельсомины.
Инспектор вспомнил тогда о женщине, выходившей из дома нотариуса, которую он принял за мать Терезы. Должно быть, это была Джельсомина.
Дон Чезаре усмехнулся.
— Я всегда считал Изидоро Агостини глупцом, возомнившим о себе. Все же его слабости не объясняют нам убийство Таламани. Как вы считаете, падре?
— Тем не менее это прямое их следствие. По словам его двоюродной сестры, Таламани был никуда не годным бездельником, неоднократно побывавшим в тюрьме и часто приходившим к ней выклянчить немного денег. В один из своих визитов он застал у нее мэтра Агостини и быстро сообразил, какого рода отношения связывают его родственницу с нотариусом. Он увидел в этом неисчерпаемый источник доходов и принялся шантажировать дона Изидоро. Три года назад он потребовал, чтобы тот взял его в качестве клерка в Фолиньяцаро, твердо решив стать зятем своей жертвы. Вот почему нотариус пытался навязать этот чудовищный брак своей дочери, вопреки ее желанию, воле ее матери и общественному мнению Фолиньяцаро. Можно только догадываться, что дон Изидоро был недоволен собой и ненавидел Таламани… Сам того не подозревая, избив клерка, Амедео помог нотариусу избавиться от шантажиста. Дон Изидоро, действительно, отправился домой за оружием, но не за револьвером, а за ножом. Вернувшись к месту драки, он застал Таламани без сознания. Это была возможность освободиться самому и освободить свою дочь. И он нанес Таламани роковой удар. Не думаю, что он действовал преднамеренно, он просто потерял голову. Вот и вся история, друзья мои.
Потрясенный Тимолеоне спросил:
— А на вас как он решился напасть?
— Узнав о моем отъезде в Милан, последовавшем за моим посещением Джельсомины, нотариус понял, что убил ее напрасно. Нужно было убить меня, но, когда пришло время нанести удар, он испугался, почувствовал стыд. Он ударил неловко, потом у него не хватило храбрости проверить, умер я или нет, и он убежал. А теперь дайте мне отдохнуть. Синьор инспектор, постарайтесь арестовать Агостини без особого шума — из-за Аньезе и донны Дезидераты. Они ведь тоже жертвы.
Возвращаясь в участок, мужчины встретили Бузанелу. Он направлялся к дому священника, торопясь сообщить им, что мэтр Агостини покончил с собой. Тимолеоне облегченно вздохнул:
— Такой выход меня больше устраивает…
…Попрощавшись с Рицотто, Россатти и Бузанелой, Маттео Чекотти пошел за своей машиной, чтобы вернуться в Милан. У входа в кафе Кортиво его поджидала группа девушек. Узнав Терезу, Сабину, Эуфразию, Клару и Аделину, он отпрянул было, но девушки окружили его, и Аделина попросила у него прощения от имени их всех. Он заверил их, что совершенно не сердится, так как благодаря им избежал ошибки. Такое великодушие заставило Аделину — опять же от имени всех — поцеловать его. При этом она прошептала ему на ухо: