Старушка горько сожалела, что не может действенно показать молодой бренне, как верховодить над пламенем: она утратила свой Дар давно, когда стала женой нелюбимого. Женщина могла лишь подробно объяснить подопечной, как взывать к крови, чтобы та выплеснула пламя наружу, как сосредотачивать огонь в руках, как силой мысли направлять его туда, куда нужно. Она терпеливо толковала о каждом движении, не оставляла без ответа ни один вопрос. Многие часы тратились на тренировки, только когда Алия подмечала, что бабушка устала и мерзнет, просила ее уйти в дом. Вахи отправлялась готовить простое кушанье, а воспитанница в одиночестве продолжала занятия. Упражнения требовали от нее сосредоточения всех жизненных сил и от большого напряжения лицо и спина покрывались соленой влагой. Набрав полную пригоршню рассыпчатого снега, старательница утирала им пышущие жаром щеки, наслаждаясь колкой прохладой, старалась не обращать внимания на липнущую к телу одежду и упрямо продолжала занятия, пока к вечеру не вваливалась в дом совершенно вымотанная и обессиленная. Вымывшись, она падала на кровать и моментально проваливалась в желанный сон. Желанный потому, что знала, что встретит в нем своего единственного, того, кто владел ее сердцем. Хаук приходил в мир грез каждую ночь, ведь Алия невыносимо скучала по нему.
Уже несколько дней старица терзалась тревогой. Та жестоким зверем глодала ее изнутри.
- Что-то неспокойно мне, - она завозилась на печи, укладываясь на отдых. - Далеко никуда не отлучайся, оставь на время прогулки. Дар мой говорит, что беда ходит рядом, нечто недоброе кроется во мраке.
Вахи глянула на Алию: милое личико воспитанницы осунулось и похудело, поймала печальный взгляд той, кого вырвала из когтистых лап смерти, заметила покрасневшие от соленой влаги глаза и тяжело вздохнула. Старушка ведала о причине девичьих слез, пусть Алия и старательно скрывала их, не желая никому приносить беспокойство. Провидица не по наслышке знала, какая мука оставаться без того, кого избрало сердце. Вся жизнь превращалась в страдания, каждый вдох, каждый шаг. Люди Огня - что мужчины, что женщины - способны были на нежные чувства лишь раз за свой век. Тот, на кого падал их выбор, был обречен: всепоглощающему чувству бренн невозможно было противостоять. Нет, притяжение не являлось наваждением или колдовством, порабощавшим душу и волю. Лишь крепкая любовь зажигала сердце человека ответным пламенем. Бренны отдавали себя любви без остатка, они дышали ней. Полюбивший бренну больше не нуждался в страсти и утешении других - чужая привязанность не могла соперничать с жаром чувств огненных дев, как не мог состязаться невзрачный сорняк с благоухающей розой.
- Ложись отдыхать, дитятко, умаялась ты сегодня, - мягко позвала Вахи, дремота тянула старицу в свои объятия.
- Я посижу еще у окошка, - ласково ответила подопечная. - Вечер сегодня хороший, тихий... И снег перестал сыпать, а небо чудное, все в ярких переливах. Как ты говорила - северное сияние...
Она умолкла, восхищенно разглядывая дивное явление.
- Бабуль, а на Огненном Востоке случаются такие чудеса? Я раньше никогда не видела подобной красоты.
Но Вахи не ответила, девушка услышала лишь тихое равномерное дыхание: старческий сон быстрый, но недолгий сморил старушку.
Алия вздохнула и вновь повернулась к окну, в молчании любуясь игрой неба. Пальцы коснулись груди, нащупали гладкую твердость синей в золоте капли - редкого украшения, подаренного Хауком в морском путешествии. "Где он сейчас, что делает, - подумала, бережно гладя подвеску, - вспоминает ли обо мне, тоскует?" Сердце вдруг больно дернулось и девушка замерла прислушиваясь к новым ощущениям. В этот раз думы о возлюбленном не принесли привычных страданий и печали, лишь ледяной цветок страха стал распускать внутри свои ледяные лепестки. Алия поднялась. " Что же это?"- сама себе удивилась бренна. Душа ее заметалась, затрепыхалась, муторная лихота ядовито ударила в грудь, больно обожгла липким томлением. В избушке вмиг стало тесно, душа рвалась прочь из домика. Сон и отдых были совершенно забыты.