— Кто вас знает, кому что не хватает… Не мне тут разбираться. Пойдёшь, что ли, домой?
— Нет, похожу ещё.
— Ну, походи, подумай. Я скажу старухе, чтобы ужин пока готовила. Вера Николаевна вечерами дома обычно не бывает. Борька у нас живёт…
Когда Потапов ушёл, Скороходов запахнул плащ, поглубже надвинул шляпу на глаза и тоже медленно побрёл к дому. Ярко горели электрические фонари; люди, счастливые, смеющиеся, куда-то спешили… Ему вот, Скороходову, спешить было некуда.
Он жил в одном доме с Потаповым. Их квартиры разделял только узкий коридорчик. Когда Скороходов открывал ключом свою дверь, из квартиры Потаповых выбежал сынишка, радостно закричал:
— Папа приехал, папа приехал!..
Скороходов поднял сына на руки, поцеловал в мягкие, пахнущие мылом, волосы, вошёл в комнату.
— Сильно скучал, Боренька?
— Сильно, папа, так сильно…
Борька обхватил руками шею отца, прижался губами к его пыльной небритой щеке:
— Вот так я скучал!..
Что-то сдавило сердце Скороходова. Прижав маленькое тёплое тельце сына к груди, он долго стоял у окна, не зажигая света, смотрел на полуосвещённую фонарями улицу.
В комнате было пыльно, не прибрано. Перед отъездом в командировку Скороходов, лёжа на диване, читал Тургенева, потом забыл положить книжку в шкаф. Сейчас она лежала на диване, раскрытая на той же странице. За две недели, пока он был в командировке, к вещам никто не прикасался, словно в комнате никто и не жил. Под кроватью кучей лежало грязное, нестираное бельё.
— Где же наша мамка, Боренька? — спросил Скороходов больше у себя, чем у сына.
— Она сказала… Она всегда говорит, чтобы я шёл к дедушке Ивану. А мне там хорошо, папа, только у них кошка царапается… Вчера бабушка мыла меня.
Скороходов ещё постоял у окна, потом сходил на кухню, принёс ужин, приготовленный женой Потапова. Старушка посмотрела на Петра Ильича с жалостью и каким-то удивлением, но промолчала. И оттого, что она промолчала. Скороходов почувствовал себя несчастным, обманутым, никому не нужным.
Поужинав, он уложил сына спать, вышел во двор, сел на скамейку под деревьями. И опять, как на реке, услышал тихие звуки гитары, теперь доносившиеся из открытого окна на третьем этаже, и улыбнулся просто так, неведомо чему. Мыслей в голове не было.
Густая тёплая мгла плыла над городом. Пахло пылью. Накалившийся за день воздух остывал, деревья отдыхали, устало опустив в темноте ветви.
Скрипнула калитка, послышался негромкий женский смех, и Пётр Ильич вздрогнул: смеялась жена.
— Так как же, Вера Николаевна… Верочка? — тихо спросил мужской голос, и Скороходов узнал инженера Грохальского.
— Какой ты нетерпеливый… Ох, нетерпеливый, — не переставая смеяться, произнесла Вера Николаевна. — Устала я.
Они сели на скамейку, стоящую на противоположной стороне, за деревьями. Первой мыслью Скороходова было: уйти, скорее уйти. Достаточно… Хватит этих мучений… Однако какая-то сила удержала его на месте. Скорее всего он побоялся, что его услышат. «Ещё подумают, что подслушиваю… Как всё это нехорошо… — снова пронеслось у него в голове. — А впрочем…» — и эта мысль исчезла.
Вера Николаевна и Грохальский несколько минут молчали. Потом… потом Скороходову показалось, что они целуются. «Да подойди, подойди, ударь их, посмотри ей в глаза… Вера, Вера, что ты делаешь?.. Ты же мать, Вера…»
Сердце Скороходова кто-то рвал чем-то острым и холодным. Но сам он сидел, не шевелясь, стиснув зубы, и, казалось, падал куда-то. «Тряпка, тряпка, да встань же, подойди к ним…» — стучало в голове, и он крепче ухватился за край скамейки, уже боясь, что встанет, что изобьёт их в кровь, насмерть…
— Так вот и будем любить друг друга… тайком. Вера! — жалобно проговорил Грохальский.
— Разве тебе мало?
— Пётр Ильич — чудесный инженер. Я его уважаю, Вера. И я люблю тебя… Мне стыдно смотреть ему в глаза… Как же быть, Вера? — приглушённым голосом говорил Грохальский.
— Что же ты предлагаешь? — лениво спросила Вера Николаевна.
— Боже мой! Да говорил ведь… Пойду к Петру Ильичу, расскажу всё. Не могу я его обманывать. И ты скажешь… Он поймёт… А потом поженимся с тобой, уедем отсюда… Ну скажи, согласна?
— Какой ты нетерпеливый, — опять повторила Вера Николаевна.
Скрипнула дверь в подъезде. Этот режущий скрип проткнул густую темень и застрял где-то над головой Скороходова. Зажав ладонями виски, Пётр Ильич покорно ждал, когда страшный звук затихнет, уплывёт дальше. Но он не затихал. Скороходову показалось, что над ним висит длинная острая игла, которая вдруг начала колоть ему в голову всё сильнее и сильнее.