Милиху и так было тяжело, а теперь в нем боролись еще и эти два противоречивых чувства. Он хотел жить, но в то же время хотел увидеть вновь свою мать. Пусть и на том свете. Наконец, поправив одежду насколько это было возможно, он пошел за Бардом. Они не говорили ничего друг другу. Омега знал, что, несмотря на свое душевное смятение, Барду все же жаль его. Бета прекрасно понимал, что рядом с ним идет не живой человек, а фактически мертвец, ибо смерть парня была неизбежна. А Милиху не хотелось этой жалости.
В домике не горел свет, и только масляная лампа в руках слуги освещала им дорогу. Но Милих не смог бы заблудиться в собственном доме, даже если бы шел с закрытыми глазами. Он знал каждый закоулок этого здания, ведь провел в нем долгих двенадцать лет, скрываемый от чужих глаз. И даже сейчас он понимал, что дядя вызвал своего племянника ночью лишь по той причине, что все уже спят, и никто не увидит омегу.
Выйдя из дома, Милих помимо воли оглянулся по сторонам. Он впервые шел по территории поместья. Тогда, два года назад, он сбегал через окна и быстро перелазил через забор, даже не думая о том, чтобы побродить по этой земле. Омега всегда мечтал о том, чтобы уже будучи свободным от той своей маленькой тюрьмы, пройтись тут с высоко поднятой головой. Жаль, что эта прогулка будет его последней. Да и не хочется больше высоко поднимать голову.
Дорога от его дома до особняка была не близкой. Эванс позаботился о том, чтобы омега жил как можно дальше. Но так было даже лучше, сейчас, идя по узкой тропинке к зданию, возвышающемуся вдалеке, омега даже немного успокоился, ощущая прохладное дуновение ветра. В его голове роилось множество мыслей, но из всех них Милих старался выбрать те, что помогут ему примириться со своей судьбой.
Милих с Бардом зашли через какой-то боковой вход и по темным коридорам подошли к лестнице, чтобы потом подняться на второй этаж. Около массивной деревянной двери Бард ненадолго остановился. Он дал Милиху в последний раз перевести дух. И омега был рад, что в такой момент его не торопят. Он почти смирился, но внутри по-прежнему все горело и пылало от боли утраты. Хотелось выть и кричать. Царапать ногтями стены и вновь плакать. Но омега дал себе обещание, что уйдет из жизни достойно. Поэтому он лишь потер бледное лицо ладонями, поправил немного отросшие белые волосы и одернул рубашку. После чего кивнул слуге, таким образом показывая, что готов войти в комнату.
Бард смотрел на юношу и ощущал, как его сердце сжимается. Еще с детства Милиху внушали, что он уродлив, но, если не считать цвета глаз, омега был весьма симпатичен. Если бы жизнь сложилась иначе, и подобные нюансы внешности не считались бы дикими, омегу могла ожидать совсем другая жизнь. Но он родился на Кривом острове, и все отклонения тут считались признаком тяжелых и мерзких болезней.
Оторвав взгляд от омеги, слуга открыл дверь, после чего пропустил юношу вперед. Когда омега зашел в комнату, бета тихо закрыл за ним дверь и удалился прочь. Больше он Милиха никогда не увидит, как и его мать.
Зайдя в комнату, Милих сощурился от яркого света множества свечей. Комната была роскошной. Дорогая мебель, стеллажи с множеством книг и массивные бордовые занавески на окнах. В углу комнаты стоял огромный альфа, чье лицо скрывал капюшон. Милих сразу понял, что возможно именно он станет его палачом.
Эванс же сидел за столом, стоящим недалеко от закрытого окна. Альфа прилично постарел с тех пор, как они виделись в последний раз, но по-прежнему выглядел грозным. Рядом с мужчиной стоял другой альфа. Более молодой, но очень красивый. Густые брови, черные волосы и такого же темного цвета глаза. Он с интересом рассматривал Милиха, скользя по нему внимательным взглядом.
Омега про себя отметил, что, наверное, это Фиджиральд, его двоюродный брат и старший сын его дяди. У мужчины было пять сыновей, но этот единственный альфа. Естественно, они все знали о существовании Милиха, но ни разу не пришли к нему, относясь к омеге с таким же отвращением, как и их отец.
- Так это он? – спросил Фиджиральд у своего отца так, будто Милиха в комнате и не было.
- Как видишь, - фыркнул альфа, с презрением осматривая омегу. – Навряд ли на острове найдется еще хоть один такой ублюдок. Со всеми остальными уже давно расправились.
Фиджиральд еле заметно улыбнулся, при этом принюхиваясь к омеге. Милих этого не заметил. Сейчас его ощутимо трясло не то от негодования, не то от страха. Он боялся своего дядю, но в то же время ненавидел его. Ведь именно Эванс воспользовался горем Сокалии, выдав ее за мерзкого и старого альфу, таким образом делая ее жизнь еще более несчастной.
- Отец, отдай мне его, - тихо прошептал Фиджеральд так, чтобы его услышал лишь Эванс, и, естественно, эти слова вызвали у его отца негодование.
- Даже не думай, - голос Эванса звучал зловеще и свирепо. – Я не желаю, чтобы рядом с тобой будет находиться что-то подобное.
- Но… - молодой альфа хотел что-то возразить, но отец грозно посмотрел на него, таким образом показывая, что спорить он сейчас не намерен и от своего решения не отступится, как бы его сын ни просил.
- Фиджиральд, оставь нас. Я и так не хотел, чтобы ты приходил сюда. Надеюсь, ты утолил свое любопытство, - Эванс не желал слушать никаких возражений. Молодой альфа прикусил нижнюю губу, но все же кивнул. Перед тем как уйти, он наклонился к отцу и прошептал пару слов ему на ухо.
Попрощавшись с отцом, альфа пошел к двери, но, проходя мимо омеги, Фиджиральд еще раз вдохнул его запах, что не могло укрыться от глаз его отца. Эванс сжал ладони в кулаки, раздраженно осматривая омегу. И с чего у его сына взялся интерес к этому уродцу? Фиджиральд никогда не был особо мягок и навряд ли сейчас просто жалел омегу. Тут что-то другое, и Эванс никак не мог понять, что именно. Да и не желал занимать свои мысли подобными раздумьями. Лучше побыстрее избавиться от Милиха, и тогда все проблемы исчезнут.
Как только Фиджиральд вышел за дверь, в комнате повисла зловещая тишина. Но длилась она недолго. Встав со своего места, Эванс не торопясь подошел к омеге и со всей силы ударил его по лицу, получая от этого невероятное удовольствие. Он так давно хотел это сделать, что сейчас просто не смог сдержать злорадной ухмылки.
Милих не смог сдержать болезненного вскрика. Он упал на пол и закрыл лицо ладонями, ощущая, как сильно болит челюсть. Впервые его ударили. Омега даже и не думал о том, чтобы защищаться или, тем более, ударить в ответ. Сейчас он мог лишь думать о том, как раскалывается голова, и это только начало.
Эванс с презрением смотрел на Милиха и изо всех сил сдерживался, чтобы прямо тут не свернуть шею хрупкому юноше. Альфа хотел убить его, но пообещал своей сестре не
делать этого. И только это сдерживало мужчину от столь желанного действия. Пусть Эванс и использовал свою сестру, но глубоко в душе все же любил ее, точно так же, как ненавидел этого омегу, ставшей причиной позора его сестры. И альфе не была понятна причина, по которой его сестра так любила своего сына. Но раз она так желала, он не убьет его. Но и оставлять рядом с собой не станет. Еще раз ударив омегу ногой по животу, альфа присел рядом, после чего схватил юношу за волосы и поднял его голову. Лицо Милиха исказилось от боли, и Эвансу определенно нравилось такое выражение его лица.
- Я не желаю тратить свое время на тебя, поэтому скажу лишь единожды, - прошипел Эванс. – Сейчас мой человек отведет тебя в порт. Там ты сядешь на корабль и уплывешь с этого острова. Мне плевать, куда ты направишься и выживешь ли вообще. Но если ты еще хоть раз появишься на этом острове, я позабочусь о том, чтобы твоя голова слетела с плеч.
Эванс отпустил омегу и кивнул тому грозному альфе, который все еще стоял в углу комнаты. Они перекинулись парой слов, после чего незнакомец, сняв с себя плащ и закутав в него омегу, потащил Милиха за собой. Омега не сопротивлялся. Он все еще не отошёл после тех ударов, и ему было тяжело даже дышать.