All Flesh is Grass [Роковая кукла, параллельный перевод]

Now, more than ever, Tuck walked by himself, no longer even pretending that he was one of us. He almost never spoke except on those occasions when he mumbled to the doll and once the evening meal was done sat by himself away from the fire, apparently unmindful of the cold.
Сейчас, и это было более заметно, чем когда-либо, Тэкк шел словно сам по себе, как случайный попутчик, на время пристроившийся к нашей компании. Он почти всегда молчал, только изредка он что-то шептал своей кукле, а после ужина садился отдельно, вдалеке от костра, похоже, совершенно не ощущая ночного холода.

His face became thinner and his body seemed to shrink within the muffling folds of his robe, shrinking not into a skeleton, but into tough rawhide. He took on a gray quality, a shadow sense, so that one became unaware of him.
Его лицо еще более утончилось, а тело, казалось, совершенно затерялось в складках сутаны. Он будто усох, но напоминал скорее не скелет, а что-то вроде задубевшей необработанной шкуры, которую вовремя не успели замочить в растворе. Он стал каким-то ветхим и бродил, как тень. Мы просто перестали замечать его.

There were times when I'd look around and see him and be surprised to find him there and even wonder, momentarily, who he was, and that strange wiping-out-of-memory was, as well, a part of this high blue land through which we walked.
Были ситуации, когда я натыкался на него взглядом и никак не мог сообразить — кто же он такой. Может быть, эти странные, неожиданные провалы в памяти тоже возникали под влиянием заколдованной горной голубизны, в которую мы все глубже и глубже погружались.

Past and present and the thought and hope of future would seem to blend into a terribly logic feel of time that was in itself eternity, a never-beginning never-ending state of being that hung suspended, in duration and yet had about it a continuing and a sparkling sense of wonder.
Прошлое и настоящее, а также наши надежды и мысли о будущем, казалось, сливались в поразительно ясное общее ощущение времени; времени, ставшем живым воплощением вечности, не имеющим ни конца, ни начала; времени как субстанций нового измерения, неподвижно застывшей в пространстве в виде чудесной картины, открывающей дорогу к сокровенной тайне вселенской мудрости.

So we moved across that great plateau, Paint rocking along in silence except for the occasional click of a rocker against a stone protruding from the trail;
Мы по-прежнему двигались по обширному плато, и Пэйнт все так же молчаливо покачивался на ходу. Только иногда тишину нарушал стук камней, отскакивавших из-под его полозьев с тропы.

Hoot ranging out ahead, a dot against the distance, still working at his scarcely-needed role of scout;
Свистун держался впереди, на расстоянии одного перехода от нас, выполняя начинавшую казаться бесполезной роль дозорного.

Tuck stumbling along like a dim gray ghost muffled to the throat in brown, and Roscoe stumping sturdily, muttering to himself his endless string of rhyming words, never making sense, a vocal moron who trundled happily through an alien never-never land.
Закутанный с головой, Тэкк сопровождал нас, как привидение. Роско твердым шагом маршировал по тропе, бормоча под нос бесконечную поэму из рифмованных слов, абсолютно лишенную всякого смысла: жизнерадостный придурок, беспечно бредущий по враждебной и незнакомой земле.

And I, stalking along with the shield upon my back and the sword banging at my leg, must have appeared as strange as any of the rest.
Да и я, со щитом за спиной и мечом, путающимся в ногах, должно быть, представлял собой фигуру не менее нелепую, чем любой из них.

Sara probably was touched the least of all, but she changed as well, regaining the old flare of adventure which had been sheared from her by the toil and monotony and the tension of crossing the desert with its badlands stretches.
Одна лишь Сара, возможно, выглядела не так странно, как мы, но и она преобразилась, словно в ней опять запылал прежний огонь искательницы приключений, померкнувший недавно под влиянием монотонности и напряжения долгого перехода через пустыню и бесконечные гряды каменистых холмов.

I saw in her again the woman who had met me in the hallway of that aristocratic house in the midst of its sweeping lawn and who had walked with me, arm in arm, into that room where it all had started.
Я снова видел в ней женщину, когда-то встретившую меня в прихожей изысканного особняка, спрятанного в глубине старинного парка, женщину, которая ввела меня за руку в зал, откуда потом все и началось.

The mountains loomed higher and lost some of their blueness and we could see now that they were wild and fearsome and breathtaking mountains, with soaring cliffs and mighty canyons, clothed with heavy woods that extended almost to the rocky peaks.
Горы грозно вздымались над нами, и некогда скрадывавшая их острые грани голубоватая дымка постепенно растаяла. Теперь стало очевидно, что это были дикие, страшные горы, от одного вида которых захватывало дух. Горы с нависающими утесами, глубокими каньонами, крутыми склонами, покрытыми густым лесом, собиравшимся почти до самых скалистых вершин.

“I have a feeling,” Sara said one night as we sat beside the campfire, “that we are nearly there, that we are getting close.”
— У меня такое чувство, — как-то раз, сидя у костра, сказала Сара, — что мы уже почти у цели, что мы очень, очень близко.