All Flesh is Grass [Роковая кукла, параллельный перевод]

И вдруг перед моими глазами открылась еще одна структура. Я видел ее так же ясно, как структуру времени, — конечно, не только своими глазами, но и глазами Свистуна и тех, других, вместе с ним.

There were many universes and many sentient levels and at certain time-space intervals they became apparent and each of them was real, as real as the many geologic levels that a geologist could count.
Передо мной лежало, как на ладони, множество вселенных, множество их самостоятельных уровней, в определенные временно-пространственные интервалы проступавших так же очевидно и реально, как были реальны слои геологических пород, хорошо известные любому геологу, способному читать их, как книгу.

Только в моем случае это была не просто видимая картина: я одновременно видел, чувствовал и постигал разумом архитектонику окружающего мира.

Except that this was not a matter of counting; it was seeing and sensing and knowing they were there.

The old ones of this planet had known before they had been swept away by the orchardists, had known or sensed imperfectly and had carved upon the face of the doll the wonder and the shock and some of the terror of the knowing.
Древние жители планеты знали об этом еще до того, как пришли «садовники». Они знали и чувствовали истину подсознательно и вырезали на лице куклы выражение, передающее восторг, удивление и ужас, вызванный их открытием.

George Smith had known, perhaps far better than any of the rest and Tuck, in his dream-haunted mentality, had struck very close to truth before he'd ever found the doll. Roscoe had been beaten into knowing, without recognizing what he knew, by the mallets of the centaurs.
Джордж Смит понимал это, наверное, лучше, чем остальные; Тэкк, впадая в экстаз, порожденный его воображением, также подошел близко к истине еще задолго, до того, как нашел куклу; Роско помимо своей воли овладел тайной после встряски, устроенной его мозгу деревянными молотками кентавров.

А теперь и для меня все стало совершенно ясно.

And now, within my brain, it all came together.

The ring of monstrous beasts were charging in upon us in a thunderous rush, their pounding hoofs throwing up a blinding cloud of dust.
Кольцо звероподобных монстров стало быстро сужаться, из-под их когтистых лап, взрыхляющих землю в стремительной скачке, поднимались густые облака пыли.

But they mattered no longer, for they were of another world, of another time and place, and all we had to do was to take one tiny step-not so much to be away from them as to attain a better place, to find a better world.
Но они уже не могли нас испугать: они принадлежали другому миру, другому времени, другой реальности, и нам было достаточно сделать один маленький шаг и — оказаться далеко от них, в другом — лучшем мире.

Not knowing how, but filled with mystic faith, we all took the step out into the infinite unknowing and were there.
Не знаю, как это произошло, но я ощутил переход всем своим существом: мы сделали шаг — и очутились в этом неведомом мире.

It was a place that had a feel of tapestry about it, a feel of unreality and yet a very friendly unreality.
Это было очень странное место, окруженное объемными пейзажами, словно вытканными на гобелене. Оно порождало чувство ирреальности, но ирреальности, дружественной нам.

It seemed as if it should be a place of silence and of peace, of immobility, that the people who inhabited it were folks who never spoke and that the boat upon the water would never move upon the water-that the village and the river, the trees, the sky, the clouds, the people and the little dogs all were elements of a set piece, woven centuries ago and untouched by time, the colored threads put in place and kept In place for all eternity, frozen and at rest.
Оно представлялось страной тишины и мира, неподвижности. Люди, населявшие эту страну, казалось, не проронили за свою жизнь ни одного слова, а лодка, застывшая на воде, — никогда не плыла по реке. Все, открывшееся перед моим взором: деревня и река, трава, облака, люди и собаки — было элементами неподвижной картины, искусно перенесенной на ткань много веков назад и не тронутой временем. Цветные нити прочно легли на предназначенное место и замерли навсегда.

The sky had a yellowishness about it that was reflected by the water and the humble homes were all brown and brickish-red, the green of the trees not the kind of green one ordinarily would expect, but the very composition one would expect of a hanging on a wall.
Небо имело желтоватый оттенок, хорошо подчеркнутый отражением в воде, скромные дома были окрашены в коричневато-красный цвет, а зелень деревьев была не той привычной глазу зеленью природной растительности, а мастерски выполненной композицией, созданной для украшения стен.

And yet one could sense in it all a human warmness and an easy welcome and one had the feeling that if he walked down into it he could never leave, but would be bound into its very fabric, blending into the tapestry of it, and such a possibility was good to think upon.
И все же от картины веяло человеческой теплотой и доброжелательностью. А нараставшая уверенность, что однажды войдя в этот пейзаж, ты уже не сможешь его покинуть, органично вплетясь в фактуру полотна, проникнув в выделку материи, слившись с ее красками, была загадочно приятна.

We stood on a rise of ground above the village and the river and all of us were there-all of us except the doll. Sara no longer held the doll. The doll had been left behind, perhaps for someone else to find. The doll and the weapons.
Мы стояли на высоком пригорке. Все были на месте. Не было только куклы, кукла осталась в покинутом нами мире, возможно, чтобы послужить кому-то другому. Не было не только куклы, не было оружия.

Sara no longer had the rifle, nor I the laser gun. There were rules, I thought. There were certain things, certain attitudes of mind perhaps, that could not be brought into this land.
Винтовка уже не висела на плече Сары, куда-то исчезло и мое лазерное ружье. Видимо, здесь тоже действовали определенные правила. Некоторые предметы и, вероятно, свойства характера нельзя было приносить в эту страну.

“Mike,” said Sara, softly, “this was the place we hunted. This is the place that Knight was hunting. But he never found it because he never found the doll. Or there was something else he missed. There must be many things that could have led him here.”
— Майк, — мягко сказала Сара, — это та земля, которую мы искали. Это — тот мир, за которым охотился Найт. Но ему не удалось найти его, так как он не сумел разыскать куклу. Или он упустил еще что-то важное. Много дорог могло привести его сюда.

I put out an arm and held her close against me and she lifted up her face and I kissed her and her eyes were bright with gladness.
Я крепко обнял ее. Она подняла лицо, и я поцеловал ее.

“We won't go back,” she said. “We'll never think of Earth.”
Глаза Сары сияли от радости.

“We can't go back,” I said. “There is no way to go.”

— Мы не будем возвращаться, — сказала она. — Мы больше не вспомним о Земле.

— Мы не можем вернуться, отсюда нет пути назад.

Although there never would be a need of going. We had left it all behind, all we had ever known before, as a child will leave behind a toy he has outgrown.
Здесь не было места чувству ностальгии, влекущему человека к родному дому. Мы оставили его в том мире, как и многое другое, хорошо известное или привычное нам. Так ребенок, подрастая, забывает свои старые игрушки.

The village and the river lay below us and fields and woods stretched away to the far horizons. And I knew, somehow, that this was a world without an end and that it was, as well, the end of time, a place that was everlasting and unchanging, with room for everyone.
Внизу виднелись река и деревня. Поля и леса тянулись до самой линии горизонта. И каким-то образом я понимал, что этот мир бесконечен, в нем переставало действовать время и в этой вечной и неизменной стране было место для каждого.

Somewhere in this land were Smith and Tuck and maybe even Hoot, but we'd probably never find them for we'd not seek for them. The distances were far and there'd be no urge to travel.
Где-то здесь поселились Смит и Тэкк, возможно, Свистун. Но мы, наверное, никогда не смогли бы разыскать их, так как не испытывали в этом потребности. Пространства этой земли были необъятны, и стимулы к путешествиям здесь пропадали.

The unreality was gone, although the tapestry still remained.
Ирреальность исчезла, хотя сочные краски гобелена остались.

And the boat did move upon the water with a flashing of the oars.
Лодка плыла по реке, даже слышны были удары весел.

Boys and girls and dogs, yelling and barking, were running up the hill to greet us and the people in the village all had turned around to stare up at us and some of them were waving.
Маленькие дети — мальчики и девочки — бежали к нам с криком, радостно лаяли собаки: они спешили в гору нам навстречу. Взрослые в деревне дружелюбно смотрели на нас. Некоторые махали руками.

“Let us go down to meet them,” Sara said.
— Пойдем к ним, — предложила Сара.

The four of us, abreast, went down the hill to enter into another life.
И мы все вчетвером начали спускаться с горы навстречу новой жизни.