All Flesh is Grass [Роковая кукла, параллельный перевод]

But it was no sudden rush of hurried flight that existed for a moment and then was done with. As we stood listening on the floor below, it kept on and on and on. Somewhere up there in the misty darkness that marked the building's upper structure a great migration seemed to be taking place, with millions of wings beating out of nowhere into nowhere.
Но звук не исчез, птицы не улетели испуганно прочь; пока мы вслушивались в шум, он усиливался с каждым мигом. В темной мгле над нашими головами происходил великий исход, и миллионы крыльев швыряли своих обладателей из ниоткуда в никуда.

They-whatever they could have been that had the beating wings-were not merely circling in that space above our heads. They were flying with a steady, almost frantic, purpose, and for a moment of that flight they crossed those few thousand feet of emptiness that loomed above us and then were gone while others took their place, a steady stream of others, so that the rush of wings was never broken.
Они — эти существа с хлопающими крыльями — не просто кружили в пространстве. Их неистовые метания не прекращались; в течение одного мига они пересекали несколько тысяч футов пустоты, зияющей над нами, и исчезали навсегда, но на их месте появлялись другие, и так снова и снова, и поэтому шуму хлопающих крыльев не было конца.

I strained my eyes to see them, but there was nothing to be seen. They were too high to see or they were invisible or, I thought, they might not be even there.
Я напряг зрение, но ничего не смог увидеть. Либо они носились слишком высоко, либо были невидимы, либо, подумал я, их не было там вовсе.

But the sound was there, a sound that in some other time or place might not be remarkable, but that here was remarkable and, unaccountably, had the freezing impact of the great unknowable.
Но звук шел оттуда, и в другой ситуации я вообще не обратил бы на него внимания, но здесь он казался необычным. С безотчетным леденящим чувством я понял, что столкнулся с явлением, которое выше моего понимания.

Then, as suddenly as they had come, the beating wings were gone; the migration ended, and we stood in a silence that was so thick it thundered.
Потом шум крыльев прекратился — так же неожиданно, как возник. Они все улетели, и теперь мы стояли в глухой тишине, от которой звенело в ушах.

Hoot let down his two pointing tentacles “Here they were not,” he said “They were otherwhere”.
Свистун опустил щупальца.

— Не здесь, — сказал он. — Где-то в другом месте.

Immediately as he said it, I knew he had been feeling the same thing I'd been sensing, but had not really realized. Those wings-the sound of those wings-had not been in that space where we had heard them, but in some other space, and we had only heard them through some strange spatio-temporal echo. I don't know why I thought that; there was no reason to.
Я понял, что он был охвачен теми же ощущениями, что и я. Но он ничего не понял. Эти крылья, то есть шум этих крыльев, шел не из того измерения, где мы находились. Он зарождался в ином измерении, и только какое-то странное пространственно временное эхо помогло нам услышать его. Я не мог объяснить, что натолкнуло меня на эту мысль.

“Let's get back,” I said to Hoot. “All of us must be hungry. It's been a long time since we've eaten. Or had any sleep. How about you, Hoot? I never thought to ask. Can you eat the stuff we have?”
— Давай вернемся, — сказал я Свистуну. — Все, должно быть, проголодались. Мы давно не ели. И давно не спали. А ты, Свистун? Я не спрашивал тебя — можешь ли ты есть нашу пищу?

“I in my second self,” he said. And I recalled what he had said before. In his second self (whatever that might be) he had no need of food.
— Нахожусь в своем втором образе, — ответил Свистун.

Я вспомнил, что когда он во втором образе (что бы это могло значить?), ему не требуется еда.

We went back to the front of the building. The hobbies were standing in a circle, with their heads all pointing inward. The packs had been taken off their backs and were stacked against the wall, close behind the doors.
Мы вернулись к входу в здание. Лошади собрались в круг, опустив головы. Мешки, снятые с их спин, аккуратно стояли возле стены недалеко от двери.

Alongside them sat Smith, still slumped, still happy, still out of the world, like an inflated doll that had been tossed against a wall, and beside him was propped the body of Roscoe, the brainless robot. The two of them were ghastly things to see, sitting there together.
Подле них расположился Смит, все еще расслабленный, все еще счастливый, все еще погруженный в себя, похожий на надувную куклу, прислоненную к стене. Рядом с ним упиралось в стену тело Роско, безмозглого робота. Жуть брала глядеть на эту парочку.

The sun had set and outside the doors lay a dusk that was not quite so thick as the dusk inside the building. The ratlike creatures still were pouring out the door and pouring back again, harvesting the seeds.
Солнце село. За дверью стало темно, но не так темно, как в здании. Крысообразные создания не прекращали сновать из дома и обратно, собирая семена.

“The firing has slacked off,” said Sara, “but it picks up again as soon as you stick out your head.”

— Стрельба стихла, — сказала Сара. — Но она возобновляется, как только высунешь голову.

“I suppose you did,” I said.
— Не сомневаюсь, что вы сделали это, — сказал я.