Но ведь не сделал Ивэйн не сделал и вот она уже видит что ты уродлив и не надо было тебе возвращаться домой Ивэйн возвращайся назад возвращайся назад у безумия одна дорога и ты ее помнишь никогда не забудешь Ивэйн
Ивэйн смотрит на Лодин леди Ландука леди Фонтана и свою жену и все выискивает в ее взгляде что-то, что укажет, что и она слышит этот вкрадчивый шепот, этот шелест чужого безумного леса страшного леса горького леса скорбного леса. Но она не слышит — он знает видит чувствует, что ей тот голос неведом. Она глядит на него с надеждой, простой и доверчивой, от которой тяжело и горячо становится в груди. Как же долго ты шел, Ивэйн. Две зимы и три лета… Дальней дорогой древней дорогой обходным путем…
Он не знал, сколько минуло зим с тех пор, как он ушел с Гавейном, зато помнил, что обещал ей одну — одну зиму без него в Ландуке. Ивэйн помнил, как утешал ее в их последнюю ночь: одна зима, маленькая моя, ну всего одна зима. Одна зима и я вернусь и мы будем вместе мы будем вместе мы никогда не разлучимся. Он обещал Лодин то, что никто не мог обещать, ведь каждая зима могла стать последней для кого-то из них и даже для них обоих. Но Ивэйн знал, что вернется. Он помнил, как твердо был в этом уверен. Как доставал из-за пазухи слова, которые долго берег, и отдавал их Лодин одно за другим одно за другим потому что только ей он и мог доверить свои слова.
Лодин улыбалась и не видела уродства. Не видела уродства и безумия, но по взгляду ее Ивэйн знал, что она видела усталость и боль, что залегла за эти зимы во всем теле и словно сделала Ивэйна старым очень старым дряхлым рыцарем, которому почему-то повезло вернуться домой.
Ивэйн улыбнулся тоже и вместо ответа снова поцеловал ее сначала в уголок губ потом кончик носа потом скулы и щеки потом глаза и лоб и снова в уголок губ и наконец коснулся губами ее губ, как будто за все те зимы и лета должен был Лодин эти поцелуи и эту нежность, но на самом деле потому что он принес их столько, что уже не было сил держать одному.
Я так долго шел я так устал такой долгой дорогой древней дорогой обходным путем. Слышишь, Лодин? Я шел, чтобы исполнить обещание. Шел к тебе. Шел так долго, чтобы стряхнуть с плеч уродство, чтобы голос из чужого леса успел замолчать, чтобы не принести тебе безумие, потому что безумия ты не заслужила, Лодин, леди Ландука леди Фонтана.
Глупый глупый Ивэйн это закончится только так и никак иначе Лодин твоя Лодин посмотрит тебе в глаза и увидит как ты уродлив и безумен уродлив и безумен уродлив и безумен
Нет.
Вот же она смотрит в глаза. Лодин, моя Лодин, только в глаза всегда и смотрит: рыцарю, убившему ее мужа; возлюбленному; супругу. А как иначе, это же Лодин. Лодин всегда смотрит в глаза и видит безумие — она же леди Фонтана, моя Лодин. Но ей это не мешает. Вот же она смотрит в глаза Лодин моя Лодин.
Ивэйн на миг расправляет плечи, разминая уставшую спину, недоверчиво качает головой, потому что вот-вот собирается достать самое главное слово, которое он нес Лодин две зимы и три лета, и говорит, глядя Лодин прямо в глаза смотри на мое безумие усталость страх смотри потому что я все равно их принес как ни старался идти дальней дорогой. Вот только еще я принес тебе любовь которой никто из нас никогда не знал — любовь превыше безумия усталости страха. Смотри на меня Лодин моя Лодин. Ты правда вернулся?
— Навсегда.
Лодин. Он целовал ее...
Он целовал ее, целовал так, как никто до него, и так, как обычно целуют только за закрытыми дверями. Украдкой, нежно, осторожно, потому что она маленькая и хрупкая, и она его его его.
Лодин улыбнулась, потому что невозможно не улыбнуться этой череде аккуратных поцелуев, к которым она тут же тянется, тянется к его рукам, ведь он протянул к ней руки, обнял так, чтобы закрыть от всего остального мира, как она могла не улыбнуться, как она могла коротко не рассмеяться, потому что уже почти забыла, как его борода щекочет щеки.
Только Ивэйн умел целовать ее так, что она забывала, что она — леди Ландука, леди Фонтана. С ним она была просто Лодин. Его маленькая, хрупкая любимая Лодин, которая помещается у него в руках и которая вся его его его. Не принадлежит ему, нет — собственником был ее первый муж, но не Ивэйн. Ему не нужно было предъявлять на нее какие-то права, он просто мог обнять ее и знать, что она его его его и больше ничья.