Удивительно, но меня даже не заподозрили. Все знали, что я не откажусь устроить пакость Мародерам, но преподавательскому составу… нет, любовью к таким шуткам как раз отличались мои давние недруги. А учитывая то, что к их компании не так давно присоединилась талантливая Лили (ее неудачу с зельями на экзамене списали на банальное волнение), то с Гриффиндора сняли полсотни баллов, как Мародеры ни клялись, что это не их рук дело.
— Шалость удалась… — повторил я одну из их фразочек.
— Сперва ты работаешь на репутацию, потом репутация работает на тебя, — кивнула Кэнди и добавила: — Как хорошая, так и скверная.
Преподаватели еще долго с подозрением обнюхивали все поданное на стол, а пили только из своей посуды. Слагхорн, взявший пробы из напитков пострадавших, но ничего не нашедший (зелье мое очень быстро разлагалось на воздухе), молчал и поглядывал на меня с намеком. Возможно, ему понравилось представление. А может, он просто тоже хотел посмотреть на единорогов, скачущих по радуге.
Часть 3
Через неделю я как-то заметил Кэнди, вполне мирно разговаривавшую с Блэком. Говорили они тихо, я из-за своего угла ничего не разобрал, только видел, как Блэк, нагнувшись к Стоун, внимательно слушает и сосредоточенно кивает. Потом Кэнди порылась в безразмерной сумке, всучила ему какую-то брошюру, которую Блэк принял с явной опаской, а затем совершенно по-свойски обняла его и похлопала по спине. По губам читалось что-то вроде «все будет путём, братишка!».
Я еще подумал, что увидь я подобное в исполнении Лили, либо убил бы Блэка на месте или проклял как-нибудь особенно замысловато, либо разругался с Эванс вдрызг, ну, всяко ревновал бы со страшной силой. А тут — ничего. Я просто знал, что у них так принято. Сам я первое время шарахался, когда меня пытались обнять и даже поцеловать совершенно незнакомые люди, потом привык. Впрочем, они достаточно деликатные, и если видят, что человеку это не по нраву, особенно не лезут.
— Чего это он? — спросил я, поздоровавшись с Кэнди.
— Взыскует истины, — загадочно отозвалась она.
Блэк следующие дня три тоже ходил каким-то… задумчивым, а потом взял и приперся на верхушку башни, где мы с Кэнди предавались безделью на редком осеннем солнышке. Попытки приблизиться не сделал, уселся чуть поодаль на зубец башни, да так и молчал, пока Кэнди не слезла со своего насеста и не подошла к нему сама.
— Хей, ты чего? — с интересом спросила она.
— Много думал, — глубокомысленно изрек Блэк.
— И как успехи?
— Ничего не понял.
— В книжке?
— Да нет, в книжке все, в общем, понятно. А вот в том, что видел, ничего не понял.
И тут до меня дошло…
— Кэнди, ты ему что, то зелье дала?!
— Ага, — довольно ответила она. — Кстати, я для него название придумала — «Путь Свободы», как тебе?
— Слишком пафосно, — буркнул я.
— Да брось, можно подумать, Феликс Фелицис — не пафосно, — улыбнулась она и снова повернулась к Блэку. — Так что ты там видел?
Тот мрачно пожал плечами.
— Не могу я пересказать, — буркнул он. — Не представляю, как. Был бы думосброс, я бы показал, а так…
Мы-то уже пробовали эту отраву. Кэнди не говорила, что видит, но улыбалась вполне лучезарно, а я, если честно, ничего особенного и не заметил, просто было светло, тепло и на удивление легко. И никаких единорогов, обидно даже!
Кэнди задумалась, потом покосилась на меня.
— Северус, а ты ведь легилимент, — сказала она вдруг. — Может, он тебе покажет, а ты мне? Ну или перескажешь… Сириус?
— Ну давай, — еще более мрачно ответил Блэк.
Я чуть не сел там же, где стоял. Чтобы Блэк! Добровольно! Разрешил мне забраться в его лохматую башку! Не иначе, в Запретном лесу сдох кто-то очень крупный…
— Только ты там особо не вольничай, Снейп, — добавил он. Надо же, не Нюниус, какой прогресс! Я задумался над тем, что надо исследовать побочные действия нашего зелья. А то мало ли, к чему может привести злоупотребление… — Валяй, гляди.
Я сосредоточился — когда человек сам разрешает заглянуть в его воспоминания, даже напрягаться особенно не нужно, а Блэк, хоть и сомневался, но все же рискнул открыться, и когда он это сделал, я содрогнулся.
Я — то есть он — беспомощно барахтался в какой-то мутной, темной, вязкой жиже, не в состоянии понять, где верх, а где низ. Захлебываться не захлебывался, но дышать все равно было нечем. Потом он как-то сориентировался в пространстве, и оказалось, что наверху едва заметно теплится свет, словно солнце проглядывает сквозь толщу воды. Только вот как Блэк ни рвался к этому свету, ничего не выходило: плыть в этой жиже оказалось невозможно, а дна, от которого можно было бы оттолкнуться, он под ногами не чувствовал. Я буквально ощущал, какое отчаяние захлестывает Блэка, когда вдруг разглядел чьи-то руки, тянущиеся сверху. Он попытался схватиться за одну — откуда-то он знал, что это рука Поттера, — но сразу не вышло, а когда получилось наконец, плоть соскользнула с этой руки, будто перчатка, обнажив кости, которые медленно растворились. С другими было то же самое: он узнавал руки Люпина, МакГонаггал, Дамблдора, еще чьи-то, но ни одна не могла вытянуть Блэка на поверхность. Он уже почти бросил попытки выбраться, но ухватился еще за кого-то, и вдруг его с неожиданной силой потащило туда, к свету.