Артем насторожился:
– А что ты имеешь в виду про «изляпать»? Форма речи такая? Или что-то конкретное?
– Я же объяснила. Все мы морально больные, а значит, заразные. При этом каждый считает себя здоровым, а сам между тем является носителем и распространителем. Но одно дело, если чужой микроб на мою одежду попадет, а совсем другое – в открытую ранку на моей руке. Вот представь ситуацию: лег ты на операционный стол на предмет удаления у тебя аппендицита.
– Не хочу я себе такую ситуацию представлять, – шутливо всполошился Темка. – Давай я другую представлю.
– Давай представим, что некто оказался в такой ситуации. Так пойдет?
– Так пойдет. И что дальше?
– А дальше видит тот самый некто, что инструментарий хирург из помойного ведра извлекает, руки у эскулапа в фекалиях, а резиновых перчаток нет и в помине. Что предпримет наш некто?
Артем хмыкнул, оценив ее смелую терминологию, но возразил:
– Ты слишком плохо думаешь о человечестве, Владислава, причем огульно. Не все же вокруг… в фекалиях. Мне, например, встречались люди порядочные и без дурных наклонностей. Не экстрасенсы, правда, но нам же принцип нужен, не так ли?
– А если принцип, то являться и выглядеть – немного разные вещи, – парировала Влада и тут же добавила, испугавшись, что он о ком-то из близких говорил: – Не обижайся за своих знакомых, Артем. Мы не знаем, что у кого в голове. Мы даже сами себя не знаем.
– Да я что, я не в обиде, – задумчиво произнес он. – Надо же, как все серьезно. Ну а инфекция-то какого толка бывает? И вообще, это все сочинения твоего ума или вычитала где-то?
Влада язвительно спросила:
– Если моего ума, то и всерьез принимать не стоит?
– Отнюдь, – поспешно ответил он. – Твоего ума плоды – они даже ценнее. Особенно если на чужой опыт опираются.
– Виртуоз, – хмыкнула Влада. – И то, и то. А зараза может быть всякая. Например, клептомания. Или обжорство. Или вот тщеславие, как у Ритки. Я про Радову недоговорила. Никогда не замечала за ней тяги к хвастовству. И она, кстати, мне поведала, что целительница в начале сеанса расписывала красочно свои возможности и результаты. В качестве начального психотерапевтического воздействия, я так понимаю. Просто упивалась, когда все расписывала.
– А теперь и твоя Радова что-то такое расписывает?
– Ну ты же слышал…
– Прикольно… – проговорил задумчиво Артем. – Сейчас куда? К другой твоей подруге?
– К другой не надо. Я позвонила ей от Ритки и попросила помочь. Она согласилась. Я отправила Алине по мессенджеру Ванину электронку и его номер телефона. Теперь нужно ждать. Если ее знакомая с Петровки не очень занята, то сразу же выяснит, кто этим делом у них занимается, и эти данные туда передаст. И будет держать нас в курсе. Странно, но Росомахина отнеслась к моей просьбе, как бы это сказать… с сочувствием. Или с пониманием?
– Это ко мне вопрос? Тогда я не знаю.
– Это вопрос ко мне. И я тоже не знаю.
После разговора с Алиной на душе стало немного попросторнее, но саднящее чувство, что больше ничего для Вани сделать Влада не может, сохранилось.
Алина спросила: «Сколько времени прошло?» Влада ответила: «Две ночи и сегодняшнее утро». Алина, помолчав, сказала: «Пока некритично, – и, не дав Владе возразить, добавила: – Поверь моему опыту».
И откуда у нее опыт такой?
Влада уточнять не стала, а поверила.
– Значит, едем домой? – спросил Артем, искоса взглянув на пассажирку. – Мы можем по дороге где-нибудь перекусить.
– Перекусить – это здорово. Обязательно нужно перекусить. Только давай сначала заедем еще в одно место. Хочу кое-что проверить.
И она протянула водителю картонную визитку, расписанную фломастеровыми вензелями.
– Вот по этому адресу.
Иван, в отличие от Влады, не мог сказать точно, сколько прошло времени, зато он знал, где это время проводит.
Отвратительное место и объективно безнадежное.
Сначала был шок, потом – гнев, задним числом. Потом навалился страх.
Со страхом Иван пробовал бороться путем простых рассуждений: если его не убили, значит, он нужен живым.
Надо ждать, и его отпустят.
Дрожь унялась, и он на ощупь открыл рюкзак, попил воды из бутылки. Подумал, что воду, может, нужно экономить, и бутылку убрал. Потрогал стены. Ни одной щели. Подергал створку. На всякий глупый случай подергал. Он помнил лязг, с которым с наружной стороны была наброшена петля навесного замка.
Еще раз попытался оживить телефон. Мобильник был безнадежно убит. Безнадежно, потому что основательно.