много труда для обслуживания, но мы выращивали довольно много всего там - животных, сырьѐ для фабрик, пшеницу. Их окна сияют в лунном свете, закрывая от взгляда
сокровища, которые я себе представил. Кусты полные ягод, свисающих с их веток, ряды
картофеля, посаженного глубоко в землю.
- Ты не показываешь их посетителям, спрашиваю я.
- Мы никогда не видели их. У Дружелюбных много секретов, говорит Джоанна, звучит
она гордо. Дорога впереди нас длинная и прямая, с заметным количеством трещин и
заплаток. Вдоль неѐ кривые деревья, сломанные фонарные столбы, старые линии
электропередач. Также тротуар, заметно покрытый травой, пробивающей себе путь через
бетон, или кучи сгнивших веток, разрушенные хижины. Чем больше времени я думаю о
здешних пейзажах, которые каждый патруль Бесстрашных назвал бы обычным, тем выше
мне кажется город, который мы оставили позади, здание здесь ниже, но их намного
больше.
Старый город, который был трансформирован в пустынную землю для ферм
Дружелюбных. Другими словами его сровняли с землѐй, сожгли дотла, даже дороги
исчезли, от этой земли остались одни руины. Я высовываю руку из окна, и ветер
охватывает мои пальцы, словно пряди волос. Я был ещѐ маленьким, когда моя мать
притворялась, что может делать разные вещи из ветра, и передавала их мне, например
молотки и гвозди, или мечи, или ролики. Это было игрой, в которую мы играли на
лужайке перед домом, пока не возвращался Маркус. Это забирало наши страхи. В кузове
грузовика, позади нас сидят Калеб, Кристина и Юрайа.
Кристина и Юрай сидят достаточно близко, чтобы их плечи соприкасались, но они
смотрят в разных направлениях, скорее как незнакомцы, чем как друзья. Прямо позади нас
другой грузовик, в котором едут Роберт, Кара и Питер. Тори должна была быть с ними.
Эта мысль опустошает меня. Она принимала мой тест на способности. Она дала мне
возможность впервые подумать об уходе из Отречения. Что я и сделал. Такое чувство, что
я задолжал еѐ что-то, и она погибла прежде, чем я смог отдать ей это. - Ну вот, говорит
Джоанна. - Внешняя граница для патрулей Бесстрашных.
Никакой ограды или стены, обозначающей разделение между поселением Дружелюбных
и внешним миром, но я припоминаю наблюдение за патрулями Бесстрашных, уверен они
не пересекали эту границу, отмеченную серией знаков с нарисованным на них крестом.
Патрули были организованы, так что у машин просто закончился бы бензин, если бы они
уехали слишком далеко, деликатная система проверок и решений, для обеспечения нашей
безопасности.
Теперь я понимаю секрет, который хранили Отречѐнные. - Они когда-нибудь пересекали
границу? спрашивает Трис. - Несколько раз, отвечает Джоанна. - Это было под нашей
ответственностью, справляться с такими ситуациями, если они возникали. Трис смотрит
на неѐ, затем пожимает плечами. У каждой фракции есть своя сыворотка, говорит
34
Джоанна.
- Сыворотка для Бесстрашных даѐт галлюцинации, Искренних - правду, Дружелюбных -
умиротворение, Эрудитов - смерть. На этом Трис заметно вздрагивает, но Джоанна
продолжает, будто ничего не было. - А Отречение - стирает память.
- Стирает память?
- Как было с Амандой Риттер говорю я.
- Она сказала - есть так много вещей, которые я бы с радостью забыла, помнишь?
- Да, точно, говорит Джоанна. Дружелюбные использовали сыворотку Отречѐнных, чтобы
любой, кто пересечѐт границу, лишился всех воспоминаний. Мы молчим.
Я прокручиваю эти мысли в голове. Это ужасно несправедливо, забирать чью-то память -
однако я знаю это было необходимо, чтобы поддерживать безопасность в городе, так
долго, сколько было нужно. Это чувство застряло в моѐм животе. Забери у человека
память, и ты изменишь его самого. Внутри меня разрастается чувство, будто я готов
выпрыгнуть из своей шкуры, ведь чем дальше мы уезжаем от границы, тем скорее увидим, что же находится снаружи того мирка, который мы только и знаем. Я и напуган, и
взволнован, и смущѐн, и ещѐ сотня других чувств одновременно.
Я вижу что-то впереди нас, в свете утренних лучей, я беру Трис за руку.
- Смотри, говорю я.
Глава 13. ТРИС.
Мир за пределами нашего полон дорог, темных зданий и разрушенных линий
электропередач. Здесь нет жизни, насколько я могу видеть; нет движения, нет звука, только ветер и мои собственные шаги. Ландшафт похож на прерванное предложение, с
одной стороны болтающееся в воздухе незавершенным, а с другой являющееся
совершенно другим предметом. На нашей стороне этого предложения - пустая земля, трава и участки дороги. На другой стороне - две бетонные стены с полдюжиной
железнодорожных путей между ними. Впереди бетонный мост, проложенный через стены, а пути обрамляют здания - деревянные, кирпичные, стеклянные, с темными окнами и
деревьями, поросшими вокруг, такими дикими, что их ветви срослись. Знак справа
показывает "90".
-Что же нам делать теперь?- спрашивает Юрай.
-Следовать путям,- говорю я, но так тихо, что только я слышу это.
Мы выходим из грузовиков на разрыв между нашим миром и их, кем бы они небыли.
Роберт и Джоанна кратко попрощались, повернули грузовики и поехали обратно в город.
Я смотрю им вслед. Не могу предположить, как можно проехать так далеко, а затем
просто повернуть назад, но я предполагаю, что есть вещи, которые они должны сделать в
городе. Джоанна и Эллигиенты организовывают восстание. Остальные из нас-я, Тобиас, Калеб, Питер, Кристина, Юрай, и Кара-отправились с нашими скудным имуществом
вдоль железной дороги. Дороги не такие как в городе. Они отполированные и гладкие, а
вместо доски перпендикулярной их пути, есть структурные листья из металла. Впереди я
вижу один из поездов, который проходит вдоль них, брошенный у стены. Он
металлизирован сверху и спереди, как зеркало, с тонированными стеклами вдоль всей
стороны. Когда мы подходим ближе, я вижу внутри ряды скамеек с багровыми
подушками на них. Люди не должны выскакивать из этих поездов. Тобиас ходит за мной
на одном из рельсов, руки расставлены в разные стороны, чтобы сохранить равновесие.
Остальные ходят по следам Питера и Калеба возле одной из стен, Кара возле другой.
Никто не разговаривает, за исключением того, если хотят отметить что-то новое, знак или
здания или намек на то, что это был мир, и когда были люди в нем. Бетонные стены
задерживают мое внимание-они покрыты странными фотографиями людей с кожей
настолько гладкой, что они вряд ли похожи на людей, или красочные бутылки с
35
шампунем или кондиционером, или витамины, или незнакомые вещества внутри них, слова, которые я не понимаю, "водка" и "Coca-Cola" и "энергетический напиток". Цвета, и
формы, и слова, и картинки настолько яркие, что это завораживает.
-Трис.-Тобиас кладет руку на мое плечо, и я останавливаюсь. Он наклоняет голову и
говорит,-Ты слышишь?
Я слышу шаги и тихие голоса наших товарищей. Я слышу собственные вдохи, и его. Но
ниже слышится тихий гул, непоследовательны в своей интенсивности. Он звучит как
двигатель.
"Все стоп!"- кричу я. К моему удивлению, все повинуются, даже Питер, и мы собираемся
вместе в центре путей. Я вижу Питера, вытаскивающего свой пистолет и поднимая его, и
я делаю то же самое, обе руки соединяются вместе, чтобы стабилизировать его, вспомнив, с какой легкостью я обычно поднимала его. Этой легкости уже нет. Что-то появляется за