Настроение было не самым радужным, но как только я ступил на крохотный островок, пафосно называющийся «Фабрикой Грез», все волнения и страхи отступили: Кузьма, Миша, Лоб, Матрена и Лиза, широко улыбаясь, стояли возле портала, явно дожидаясь меня.
— Ники-и-ита! Ну слава астралу!!!
Матрена радостно повисла на моей шее и я, признаться, тоже счастлив был наконец увидеть ее и остальных. Впервые за последние дни я почувствовал себя по настоящему спокойно — мои друзья живы и снова со мной, а со всем остальным я как-нибудь справлюсь.
— Оставь, женщина, ты ж его задушишь…
— Мы уже и не надеялись тебя живым увидеть… Где ты был? Что произошло?
— Товарищи, освободите площадку, вы ведь не одни! — возмутился хранитель портала, вклиниваясь в наши объятья.
Мы отошли в сторону, потому что вслед за мной сплошным потоком на остров прибывали другие Хранители.
— Ну, рассказывай. Две недели ни слуху, ни духу! В последний раз видели тебя, когда ты с Коловратом покинул Дикие острова… Уже не знали что и думать! То ли оплакивать, то ли к Яскеру с боем прорываться…
— К Яскеру? С вас станется, — усмехнулся я.
— Ты давай не юли, — крякнул Лоб. — Мы еще не решили, давать тебе по шее или нет, за то что ты как сквозь аллод провалился и не давал о себе знать.
— Все нормально, ничего не произошло, я просто был в госпитале. Тяжелый бой на арене… плохо себя чувствовал.
— А звание тебе за прилежное поведение выдали или за хорошие анализы? — поинтересовался Кузьма.
— За красивые глаза, — буркнул я. — Не грузи, Орел. Сказал же, все хорошо. А вы где были?
— На Диких островах, — пожала плечами Матрена. — Потом нам приказали отправляться на Асээ-Тэпх, потом отменили приказ, направили сюда. Про тебя ни слова. Только час назад сообщили, что ты скоро прибудешь. Мы даже не поверили, стояли ждали… Как-то ты изменился, Никита.
— Изменился?
— Не знаю… другой ты какой-то.
— Устал просто.
— Угу. На больничной койке валяться — задача то не из легких, — снова встрял Орел. — Я ведь не отстану, Ник.
— Я понял… Я потом вам все расскажу. Здесь ушей слишком много, а информация не для широкой общественности.
Да и мне не хотелось сейчас все пересказывать, переживая заново, но эту причину я пока оставил при себе.
Остров, на который мы прибыли, был небольшим отколовшимся кусочком Игша и плавал рядом со столичным аллодом. С одной его стороны возвышались горы, бросающие тень на остальную территорию, и поэтому здесь не стояла такая уж сильная жара, трава не пожухла и даже росли невысокие деревья. Вдоль подножия гор тянулись здоровые павильоны, вокруг которых суетилось множество людей, орков и Зэм.
Всех прибывших Хранителей пригласили пройти на большое поле, где мы по-военному слаженно и быстро построились красивыми, ровными рядами, и со всех сторон нас осветили прожекторы, напоминающие о стадионе на Диких островах.
— Как же хорошо иметь дело с Хранителями! Не то что с творческой интеллигенцией — у них нет никакого понятия о трудовой дисциплине! Каждый тянет одеяло на себя, все брызжут идеями, каждая из которых стоит дороже, чем постройка новой ХАЭС… — сетовала хадаганка, бегая вдоль рядов и так радостно оглядывая военных, будто мы только что выиграли войну с Лигой.
Озвученная нам задача казалась максимально простой и понятной — всего лишь промаршировать сто метров по прямой под звуки барабанов, и я искренне недоумевал, зачем держать здесь солдат столько времени, когда управиться можно всего за час. Практика, однако, разошлась с теорией. Не успели мы сделать и пары шагов, как над головами загремело:
— СТОП!
Все остановились. Выяснилось, что прибор, который ведет съемку, установлен под неправильным углом. Мы вернулись на место, прибор переставили, и мы снова по команде двинулись вперед с одухотворенными лицами…
— СТОП!
Теперь неправильным оказалось освещение. Техники начали крутить прожекторы, а мы опять вернулись на исходную позицию. Через десять минут, когда свет был настроен и грохнули первые звуки барабанов…
— СТОП!
Я почувствовал укол недовольства, которое через три часа переросло в еле сдерживаемое раздражение. За третьей остановкой последовала четвертая, потом пятая, потом шестая… на двадцать четвертой я перестал считать. Режиссеру — невысокому, худому хадаганцу в очках — не нравилось все: как мы маршировали, как ветер развевал наши плащи, как рядом стоявшие солдаты сочетались друг с другом, как сияло в свете прожекторов наше оружие… Несколько раз мы перестраивались и меняли направление, после чего приходилось передвигать и все окружающие нас приборы, но как только мы начинали маршировать, что-то снова было не так и звучала команда «Стоп!». Даже самым выдержанным становилось все труднее сохранять на лице искреннюю радость и любовь к Родине. После трех часов упорных съемок мы так и не промаршировали несчастные сто метров от начала и до конца. Все разошлись на пятиминутный перекур.