Так мы были одеты неяркоПо сравненью с Европой, когдаЭта чистая сила – прожарка! —Нам была, как святая вода.И прожарками пахли постели,Вся одежда из бань и больниц.В День Победы у фресок блестелиСлёзы счастья – в глазах без границ!
Только птицам
Когда на волю вышли политзэки,Они амнистию считали передышкой.Крылаты были эти человеки,Я в двадцать лет была для них малышкой.Они учили замечательным вещицам:Держать окурки в пепельнице с крышкойИ только птицам доверять секреты,Стихи крамольные читая – только птицам!
А если травля вдруг зальётся лаем,И вдруг доносы полетят из каждой щели,Тогда крылами для защиты застилаемСвоё пространство лучезарным Боттичелли:Такая мысленная, тайная сноровкаХранит здоровый дух в здоровом теле, —Я этим пользуюсь так часто и так ловко,Как все учителя мои хотели!
Они давным-давно – просветы в тучах,Снежинки, незабудки, листопады…Учителей Господь послал мне лучших,Они всегда со мной делиться радыСекретами, дарованными лицам,Которым нет и не было пощады, —Секреты доверяли только птицам,Чьи взгляды – выше всяческой преграды.
Анна Долгарева
Поэт, военкор. Родилась в Харькове в 1988 году. Жила в Санкт-Петербурге. После начала народно-освободительной войны в Донбассе живёт в донбасских республиках. Автор нескольких сборников стихов, широко публиковалась в периодике. Член Союза писателей ЛНР.
«Ничего не знаю про ваших…»
Ничего не знаю про вашихПолевых командировИ президентов республикНа передовой до сих порШаг в сторону – миныИ снайпера пули
Его звали МаксимИ он был контрабандистомКогда началась войнаЕму было тридцать.Меньше годаОн продержалсяНедолго.Под ЧернухиноОн вывозил гражданскихЕго накрыло осколком
Мне потом говорили тихо:Вы не могли быО нем не писать?Все-таки контрабандистБандитская мордаПозорит родину-мать.
Ее звали НаташаОна была из ЛисичанскаПрикрывала отход сорока пацановЕй оторвало головуВыстрел из танкаОни говорят о нейГубы кривятЧтобы не плакать сноваОна была повар и снайперУ нее не было позывного
Ее звали РаяХудожникЕй было семьдесят летЖарким августомПеред всей деревнейВ обедЕе били двоеПо почкам и по глазамЧерный и рыжийИскавшие партизанОна ослеплаНо все-таки выжилаДаже успела увидетьНа улице тело рыжего
…а с темКто предательА кому давать орденаРазбирайтесь пожалуйстаКак-нибудь без меня
«Дело было в Киеве…»
Дело было в Киеве,в четырнадцатом году.Я приехала с рюкзаком, в тельняшке и джинсах.Он встретил меня на площади, мы пошли в кабак.Пили пиво и ели еду.Говорили о жизни.Это были ненужные слова,неправильные были слова.Он сказал, что не хочет совсем воевать.Я сказала, что не хочу воевать.
Не то чтобы мы не любили риска,но с детства учили нас не убить.Спустя годменя назовут террористкой,но я по-прежнему умею только любить.
Я сказала, что пойду на войну тогда,если сама она придет ко мне. Возьмет за руку и скажет: «Я тут».Он сказал, что слова – это дым и вода,и что он пойдет, когда призовут.
Я допила и сказала, что ни черта не верю,что сама убивать не буду,что пойду в военкоры, медсестры или связисты.Не записывайте меня, пожалуйста, в гуманисты,феминисты, деисты или еще какие-то исты,просто я скорее хил и саппорт, чем артиллерия.
Мы ушли из кабака, мы нашли качели,мокрая была от дождя земля.Он сказал, что это не будет иметь значения,если ему придется стрелять.
Что он выстрелит в меня, как в любого другого,потому что мы по разные стороны баррикад,потому что это закон войны; никакое словоне порушит его, закон этот древен и свят.
«Если, конечно, – добавил он, – я смогу заставить себя стрелять».
Мы снова пили, до позднего, кажется, вечера,обнимались и истину искали в вине.Мы точно знали, что дружба – это все-таки вечное,во всяком случае, пока мы не на войне.
«Это не мешает мне тебя напоить, – сказал он, – пока мы нена войне».