Аллюзия: у моря есть старик;
У творчества – нескомканные души.
Алисе, девочке из «Циферблата»
Устали руки без тепла и скобок
Других ладоней, взятых воедино.
Я зыбко скромен, молчалив и робок,
Зажавши снова меж губами льдину.
Я буду крайней датой не в апреле,
А в январе – трибуне перемены.
Мой жидкий шепот прыснет еле-еле
В твои почти что голубые вены.
Запястье-карта. Высохшие реки.
Я молчалив, влюбленный, до заката.
Читай – молюсь с безверием калеки,
Чтоб ты ушла с намереньем возврата.
Деревне Озерки
Скрипнет дверь в престарелые сени
Убаюканной в ветлах избы;
Звуки города взмыленной тенью
У виска подлетят на дыбы…
… И уйдут в потолок на коленях,
Где из трещин – клубы паутин.
В духоте тяготеющей лени
Тишина, как седой палантин,
Опадет на промасленный воздух,
На закаты – бумажную гладь:
Мутновато-холодную воду
Из нее бы черпать и черпать!
Но в прозрачии – суть и рассудок,
Здесь другая уловка села:
Что-то теплится, что-то… покуда
Церковь мертвая просто цела.
Желтеет голос – осень первая
Сечет квадратами оконных рам:
Сутулость в комнате не скрыть ни перьями,
Ни подаянием на новый храм.
Сутулость в голосе едва замечена,
Как признак тайного на рубеже
Течений времени и беглой речи к нам
Из чьих-то праведно-искомых жертв.
Какая истина? В каком сплетении
Уравновешивает ход вещей?
Пока дождливое во всем биение
Хранит минутная, в одном плаще,
Касаясь паперти и листьев охровых,
Я выйду с совестью на диалог.
И слижут лужи мне веками мокрыми
Дороги-паузы с потертых ног…
«Какая истина сулит бесследие
Немузыкального мотива рук?
Перекрестился бы под звоном меди я,
Перемолился бы, не зная букв.
Но сиплый памятник гордыне, страху в долг
У горла приступом берет слова…»
На подоконник мой, но как на плаху, до —
Поникла каменная голова.
Алене Цыпленковой
Я стану сном, в одной руке зажатым:
И скол души оскалом тронет рот…
Туман сегодня полон серой ваты,
Бормочет в тон гигантской вере год,
Что мы разбиты плоско и условно
Какой-то датой мая-октября.
Но дрогнет голос, пористый и ровный,
Зайдется пеной, сплюнет, скажет: «Зря…»
Илье Зубареву
Восход заварен с медом, имбирем,
И не хватает в полноте букета
Двух капель сливок, белым январем
Скрутивших пламя позднего рассвета.
Я буду честен. Пар из-под ресниц,
И руки часто-часто греют воздух.
Не замечая карты новых лиц,
Весь мир вокруг опять меняет позу.
Мне ближе хрипы снежной темноты
И сиротливость звездного недуга…
Поэт нарочно лезет на кресты
И верит жадно в силу слова друга.
Юлии Ермакович
Почитать бы стихи – январь,
Убежать бы с тобой – нет мая:
Одиночество и рояль.
Нотами обнимаю…
Снег упадет в декабре
И покарябает чувства
Сливками с твердых рек,
Белым капустным хрустом,
Хитрой игрой простуд
Сквозь хрипоту и ребра,
Разностью амплитуд
Графиков «Злой» и «Добрый»…
Год, снегопад. Конец
Жизни из двух трилогий:
Автор – Герои – Чтец,
Люди – Поступки – Боги.
Александра Крючкова, Москва
Путь
Здесь за сцены из Камасутры
Вожделеют земных наград…
Я приду к тебе, словно утро,
В час, похожий на твой закат…
В пору жгучего листопада
Здесь копают бездонный ров…
Я вдохну в тебя жизнь… Не надо
Благодарностей и даров…
Здесь, как птицы, свободны воры,
Допиши за меня главу…
В Путь тернистый в иные горы
За собою не позову…
Здесь так много нечистой силы,
И распахнута зверя пасть…
Слишком сложно в дороге, милый,
Не споткнуться и не упасть…
Не считая давно недели,
Тихо плачет о детях Русь…
Если вдруг ты мой Путь разделишь,
До земли тебе поклонюсь…
20 октября 2011
Никто, как ты
Никто, как ты, не будет близок мне…
Им здесь общаться только лишь речами,
Им не открыть святых небес ключами,
И не пропасть в душевной глубине…
Никто, как ты… Их жизнь проходит сном,
Они считают встречи и разлуки,
Им лень расти, и от внезапной скуки
Их пустота заполнится вином…
Никто, как ты… Им сложно не дышать,
Им важен бег сомнительный по кругу,
Им так легко назвать любого другом
И тут же с той же легкостью предать…
А нам с тобой не надобно давно
Ни слов, ни снов, ни встречи, ни разлуки, —