Забытой печали и так нелегко —
Последнему старцу неволи.
Колодец
Студенец осиротевший,
Обошла тебя стезя.
В короб твой не почерневший
Слезы прячут небеса.
Сокровенные раздумья,
Драгоценную зарю,
В день весеннего безумья,
Ты подобен февралю.
Холод твой для посторонних,
Избалованных ночей,
Для певучих капель, сонных.
Демон изгнанных лучей.
Но однажды, в чары зноя
Мой осиновый венец,
Ты прогонишь хлад изгоя.
…И задышит студенец.
Едок, со взглядом партизана
В сквозной щели резных ворот,
С остывшей косточкой гурмана,
Скулящий, из простых пород —
Барбос и полный палисадник
Июньской жизни на цветах.
И в этом счастье – матюгальник.
В деревни бой на кулаках.
Неподалеку гуси бьются,
Еще подальше – мужики,
А бабы звонкие смеются:
«Кругом, задиры – петухи!»
Вдовы
Гроздья простыни с веревкой.
Снова «выполощен» дух
Чуть просоленной сноровкой,
Под напором рук старух.
Но не выхолощен вдовий
Горький опыт, что дворы
Зачернил без предисловий,
В дни объявленной войны.
Счастья б, залатать все дыры.
От любви они на льне!
Но у вдов белье – проныра,
С горя рвется в полынье,
В ледяном покрове речки.
А веревочный костыль
По-мужицки, у крылечка,
Как последний друг застыл!
В кармане поэта
Ветер – гость карманный,
Пятничный распутник,
Выбирая фанты
Не спусти, на нет
Нрав не бездыханный,
С ним поэт – лоскутник
Не комедиантом
Будоражит свет!
Промышляя в дырах,
Где труха событий,
С косточкой изюма
С пряничной среды,
Собери с транжиры
Дань для чаепитий,
А то жизнь угрюма
В лоскуте вражды.
Дорожная
Не выбирай дорог извозчик,
Истории везде найдут.
Их ждет хорей, а может очерк,
Причину вряд ли разберут …
Иное дело – дух свободы!
А буквоедскую бурду
Лишь ставят в искушенье годы,
Чтоб сжечь вселенскую хандру!
Посвящено бабушкам в деревни
Мозаика голосов.
Попытки дыма в трубах,
Тон чваканья часов.
Плен грязи на уступах.
Половичек с петлей,
Немного щекотливый,
И коробочек с тлей,
Из старомодной ивы.
Освободи суму —
Холопка-память сердца.
Поплачу и пойму,
Где можно отогреться:
В покоях? Во дворце?
Излишки иль мякишки?
Обмен ваш на крыльце —
Чумазые детишки!
Простая исповедь Шагала по картине «Художник: на луну»
Одна лишь краска – свет луны,
Одни лишь музы «шатуны»,
И сон, рожденный в веху призм, —
Поборник ночи модернизм.
Простая исповедь и кредо.
Лицом к лицу на свет луны.
Так добродушно верить в небо
Так по-Шагальски верить в сны.
Художникам по фаянсу
Одаренные попытки
Маслянистой жижи:
По окружности улитки,
Вскользь, то вверх, то ниже.
С кистью краска вдохновенна,
В цветовых нюансах.
В ожидании богема —
Белизна фаянса росписи,
Как постоянства
Скромных предысторий,
Не без смысла,
Без лукавства
И без аллегорий!
Ночной коллаж
Спонтанность, обостренность чувств,
Демонстративность полнолунья,
Пик артистичности под блюз,
Ночь современников – шалунья!
Ночь современников – огни
Для рассудительной фемиды,
От луж, от грязевой стряпни,
И в тоже время просто – гиды.
Ночь современников «писак» —
Неповторимая глазунья;
Для балагуров и зевак —
Коллаж беспечного безумья
Перемещений, скоростей,
Под расточительством сирены;
Чуть пантомимы и страстей
Для парадокса мизансцены.
Горизонт России
Отзывчивость небесных трелей,
В березняке, над шапкой елей.
Добросердечие, вертлянье
На километры расстоянья.
А может искренность России.
В набухшей горизонтной сини,
С весенней грязью и грозою,
Истерзанной мужской кирзою?
А тон осенней подмалевки,
С застывшим ястребом с полевкой,
С бесстыдством авторских просветов,
И вихрем ветра с пируэтом?
Прощание и реверансы
С листвой влюбленною в нюансы.
Морозы – визитеры вскоре
Над панорамной цепью хвои
Уложат мягкий и ранимый
Снег – горизонт, неповторимый.
Григорий Блехман, Москва
Уходят те, кого любил.
Наверное, ничто не вечно.
Но не становится конечной
Им остановкой слово «был».
Они по-прежнему со мной —
Их голосами дышит память.
И я для них теперь не занят
В их постоянный выходной.
За все, что им не досказал
И в суете их не дослушал, —
Как будто бы ищу я случай,
Чтоб кто-нибудь из них позвал.