— Я должен был прийти, — поднялся со стула Джон. — Селия Лампри нашлась. Она здесь, в Венеции. Менее чем в лиге отсюда.
— Селия? — нахмурилась монахиня. — Откуда вам известно это имя? — медленно произнесла она. — Селия нашлась?
— Да.
— Гусыня? Здесь? — Аннетта вцепилась в спинку стула. — Не может быть! Но откуда… вы знаете?
— Я слуга Пола Пиндара.
— Что?! — воскликнула девушка. — Вы?! Монаркино?!
— Да. А вы загадочная дама из гарема, которую мы так долго искали. Я и понятия не имел…
— Вы! Ушам не верю! Нет, нет, нет и еще раз нет! Когда вы спросили о Голубом Султане, я… если честно, не знала, что и думать, поэтому послала Евфемию отыскать вас… Но чтобы вы оказались слугой того самого торговца…
В воздухе повисла долгая пауза.
— Значит, он… — вновь нарушила молчание Аннетта, — тоже здесь?
— Они снова вместе.
Монахиня, ойкнув, приложила руку к груди, словно ее сердце пронзила невыносимая радость.
— Пожалуйста, присядьте. — Джон указал на стул, но суора лишь покачала головой.
— Нет, мне нужно идти. — На ее глазах заблестели слезы.
— Селия рассказала, что вы украли алмаз у валиде и отдали ей, чтобы…
— …чтобы подруга заплатила евнухам и добралась до Венеции. Прошел уже год, — монашка цеплялась за спинку стула, словно ноги отказывались ей служить, — а я не знала, что с ней… Все это время, — срывающимся голосом добавила она, — вы себе не представляете…
Бывшая служанка валиде заметила, что собеседник нервничает.
— Как гусыня? — спросила она. — С ней все в порядке?
— Она поправится. — Керью постарался подобрать слова. — Девушке многое пришлось пережить.
— О чем вы?
— Ее пытались утопить. Если бы не алмаз…
— Бедная моя «английская роза»! — Аннетта в ужасе прикрыла рукой рот.
— Это ей удалось вспомнить, — медленно произнес Джон, думая, что рассказывать дальше.
— Камня, увы, оказалось мало. Тот мужчина заставил Селию отдаться. И не только ему. Она понесла.
— У нее есть ребенок? — ахнула монахиня.
— Был. Судя по тому, что я слышал, он с самого рождения был не жилец.
Керью поведал как мог историю путешествия Селии. Это был самый странный рассказ, который они оба когда-нибудь слышали: о русалчонке и похищенном алмазе, об алчности мужчин и доброте незнакомцев, об Амброзе Джонсе и его помощнике Бочелли, о Елене, Мариам и Констанце. О большой игре, приз в которой — Голубой Султан.
Не забыл он и о своей скромной роли во всех этих удивительных событиях. О том, как, непонятно почему, тогда, в переулке, все же в последний момент решил не уходить.
— Не верится, — произнесла Аннетта, когда слова иссякли, — что все это правда.
— Клянусь жизнью, я не лгу.
Джон не мог оторвать глаз от лица девушки. Боялся пошевелиться. Вдруг она испугается и уйдет? Одна мысль об этом приводила его в ужас. Повисло долгое молчание, только воробьи чирикали под потолком.
— И что будет дальше?
— Селия хочет увидеться с вами.
— Это невозможно, — раздраженно отчеканила Аннетта. — Разве не понимаете? Мне сейчас ни с кем нельзя видеться. Сумасшедший! Зачем вы здесь? — прошептала она, оглядев заброшенную трапезную и разделявшие их охапки тлеющей соломы.
И правда, зачем он пришел? Видимо, повредился рассудком. С того самого дня, когда подобрал в саду ее сумочку. Он знал, что хочет сказать, но как решиться превратить мысли в слова?
— Я пришел, потому что… не мог иначе.
Джону показалось, что за него говорит кто-то другой.
Аннетта отвернулась, пряча сияющие от радости глаза.
— Но я боюсь… боюсь, что…
— Не надо, пожалуйста! Тогда, в саду, я понял, что никогда не смогу причинить тебе боль. Богом клянусь, бояться нечего…
— Но я все же боюсь.
— Чего?
— Что я для тебя лишь одна из многих, приз в рискованной игре…
— Нет! Клянусь!
Керью вдруг отчаянно захотелось броситься перед ней на колени. Он приблизился к девушке, сам не понимая, что делает. Аннетта вскочила со стула.
— Нет! Не подходи!
Их разделяла лишь узкая полоска дымящейся соломы. Юноша оглядел изящную шею, прелестные губы, крошечную темную родинку на скуле… и вдруг подумал, что даже суора Вероника не смогла бы написать такую трогательную картину.
— Уходи, Джон Керью. — Голос монахини дрожал. — Ты должен уйти. Немедленно.
— Не могу.
— Уходи, пожалуйста! Ты же знаешь, что должен…