Аннетта стояла у окна и слушала звон колоколов.
Открывался прекрасный вид на сад: аккуратно подстриженная живая изгородь, с любовью посаженные цветы и травы, каждый сорт на отдельной клумбе. Еще немного, и оазис падет жертвой жары, но пока стояло раннее утро, зелень пахла сладкой свежестью, обдавая все вокруг мятной прохладой. По саду с неизменной маленькой деревянной лейкой в руках шла Аннунчиата. Ее белый силуэт то пропадал среди фруктовых деревьев, то появлялся вновь. Вдали виднелись стены знаменитого ботанического сада при конвенте, кипарисовая аллея, серебристые волны лагуны.
«Красота неописуемая», — довольно подумала девушка. Она была богата и могла позволить себе роскошь.
Аннетта потянулась, вдохнула прохладный, напоенный морем ароматов воздух. День обещал быть чудесным: племянница Франчески выходит замуж, они соберутся вместе, как в старые добрые времена. Счастливой паре приготовили в подарок вино, пирожные и гору сластей. Никаких заносчивых «графинь», которые считают, что салон принадлежит только им, а девушкам попроще остается пойти и повеситься.
«Правда, птенчик?» — подумала Аннетта и взяла с подоконника байку, чтобы аккуратно насыпать зерна в птичью клетку, висевшую на притолоке.
Воробей спрыгнул с жердочки, сверкнув угольками глаз.
Несмотря на предвкушение празднества, одеваться еще не хотелось. У ног стоял таз с водой, лежала льняная тряпица — девушка только что помылась. Подруги считали, что купаться так часто — ненормально, но от старых привычек избавиться сложно. К тому же прикосновение легкого ветерка приятно холодило влажную кожу, заставляя дрожать от удовольствия.
Неподалеку, на острове рядом с Гвидеккой, вовсю трудился звонарь Сан-Джорджо Маджоре. Глухой перезвон медных колоколов… «Такой родной», — неожиданно подумалось Аннетте. Она даже не сознавала, что все эти годы на чужбине ей так сильно не хватало благовеста. И чудесного вида. В том, другом месте, где пришлось провести столько времени, никому не позволено любоваться из окна на такую красоту.
Девушка вздохнула: пора одеваться. Но как же приятно просто постоять у окна! И совершенно безопасно, хоть она и не одета. Аннунчиата шла через сад к дому, то и дело останавливаясь, чтобы срезать увядшие розы. Она несла корзинку, полную собранных в гербарии цветов. «Вот посмотрит наверх, — подумала Аннетта, — и увидит меня голую». Она знала, что Аннунчиате ужасно хочется поднять глаза, но монахиня твердо решила не делать этого. На щеках бывшей узницы гарема появились ямочки. Она уже и забыла, какое прекрасное развлечение — шокировать сестер.
За спиной девушки, на постели, был разложен сегодняшний наряд. День обещал быть жарким, но Аннетта все-таки решила надеть шелковые чулки с вышитыми стрелками. Почти прозрачная сорочка из тончайшего батиста. На воротнике и рукавах — только вошедшая в моду черная вышивка. Она как-то сказала Евфемии, что эта рубашка легче воздуха. Поверх — корсаж, жестче, чем хотелось, но зато с двумя слоями венецианского кружева на вороте. Аннетта сама завязала шнурки, посильнее стянув их на груди, чтобы подчеркнуть округлости.
Можно было попросить одну из конверс зашнуровать, но девушка не любила, когда они совали нос в ее комнату. Охваченная внезапным бунтарством, она привязала кружевными лентами к корсажу расшитую золотом нижнюю юбку из дымчатого шелка, такую прекрасную, что сердце кровью обливалось, когда приходилось прятать се под невзрачной одеждой. Хотела надеть инкрустированные перламутром башмачки: деревянная подошва, каблук высотой девять сантиметров, — но в последний момент передумала и предпочла им мягкие парчовые туфельки.
В завершение туалета убрала волосы наверх. Оставила два локона у висков и аккуратно придала им нужную форму, поплевав на пальцы. Надела на шею две массивные золотые цепи. Талию подчеркивал пояс, с которого свисала цепочка с веером и молитвенником.
Из крошечного проема в стене над изголовьем кровати Аннетта вынула круглый предмет, завязанный в полуистлевшую тряпицу. Развернула ее и достала посеребренное зеркало в раме. Взглянула на свое идеальное отражение. Вот пользоваться зеркалами не разрешалось, но какое ей дело до здешних запретов? Прожив недолгую, но насыщенную жизнь, Аннетта решила, что с нее хватит правил. Говорят, это грех тщеславия. Более тяжкий, чем все ее последние прегрешения: держит в келье воробья — домашнего любимца и кур в плетеной клети за дверью, чтобы к завтраку всегда были свежие яйца; носит шелка и кружева, золотые цепочки, бесстыдно стоит голышом у окна, вводя других в искушение. Еще несколько минут суора Аннетта, послушница монастыря Санта-Клара, которая вскоре примет постриг, смотрела в запретное зеркало, беспечно восхищаясь своей красотой.