Ближе к вечеру он заглянул в «Троянский конь», кафе недалеко от Литейного, где обычно собирались журналисты. Войдя, поморщился: в «Коне» было накурено и шумно, в конце длинного зала в углу кто-то в полосатых брюках и просторной кофте выступал на эстраде. Выступавший не жалел сил - то и дело приседал, высовывал язык, размахивал руками. Впрочем, этого человека почти не было слышно: большинство в зале, занятые разговорами, не обращали на него внимания. Обходя столы, Пластов оглядел зал; не увидев знакомых, свернул в боковое ответвление. Здесь ему повезло больше: остановившись в проходе, среди немногих сидящих он заметил Четина, репортера судебной хроники, которого хорошо знал. Поднял руку; Четин, необычайно худой человек с живыми глазами и длинными бакенбардами, показал: «Прошу за мой столик!» Когда-то они учились вместе, правда, на разных курсах; в дальнейшем адвокатской карьеры Четин не сделал и ушел в журналистику. Человеком он был способным, но слишком неуживчивым и язвительным, скорее всего именно из-за этого так и не стал юристом. Сейчас Четин сидел, обставившись несколькими бутылками пива; как только Пластов подсел, проворчал:
- Арсений… Наконец-то, как агнец из пламени, хоть один приличный человек. Как ты? Что слышно? Защищаешь людей?
- Не дают, - в тон ответил Пластов. - А ты?
- Я… я - виртуоз последней страницы. - Закрыв глаза, продекламировал: - «Ра-аздавленный машинист! Вчера на путях эспэбэ станции Варшавской жэдэ обнаружен раздавленный насмерть паровозный машинист И. Мосинов! Обстоятельства, при которых он попал под поезд, не выяснены! Тело Мосинова отправлено в покойницкую Обуховской больницы»! А? Как перл?
Пластов кивнул, получив от официанта чашку кофе и блюдце с булочкой.
- Все не так уж плохо, главное - ты ведь здесь не врешь?
- Прекрати свои адвокатские штучки, поговорим о другом. О женщинах, например?
- Охотно, но сначала: ты знаешь такого Коршакеева?
Четин закрыл один глаз:
- Коршакеева?
- По-моему, это фельетонист?
- Послушай, ты обратился не по адресу. Лучше собери всех престарелых матрон с Невского и всех недоучившихся школьниц - они тебе расскажут.
- Он что, ими интересуется?.
- Еще как.
- Неужели до такой степени?
- Стал бы я врать. У тебя с ним дела?
- Может, расскажешь все-таки, что это за человек? Он известен?
- Определенному кругу. Могу живописать, как желаешь: внешне, внутренне?
- Сначала внешне.
- Да, я забыл, ты же не посещаешь рауты, откуда тебе знать Коршакеева.
- Даже так - он бывает на раутах?
- Бывает. Слизняк выше среднего роста с парикмахерской внешностью и идеально подвешенным языком. Прекрасно одевается, альфонс. Знакомится только с теми, с кем это выгодно. Достаточно?
- А в профессиональном смысле?
- Владеет слогом, но не всегда в ладах с принципами.
- А проще?
- Проще - гиена, принюхивающаяся, где пахнет падалью.
- Резко. Не причинил ли он тебе зла?
Четин налил пива, сделал большой глоток.
- Мне? Ты что. Я слишком мелкая цель, для него я не существую - за меня много не получишь.
- Теперь главное, дорогой Четин: на кого он работает? На «Новое время»?
- Не знаю.
- На «Биржевые ведомости»?
- Ни на кого. - Поймав взгляд Пластова, добавил: - Ни на кого, я ж тебе говорю. Кто больше заплатит.
- Четин, родной, мне нужно знать, для какой редакции сейчас собирает материал этот Коршакеев. Поможешь?
- Пас. У меня к нему нет никаких подходов.
- Тогда как это сделать?
- Если серьезно - никак. Коршакеев крутит большие дела, а большие дела, сам понимаешь, требуют тайны. - Сморщился: - Слушай, Арсений, давай все-таки о женщинах.
Пластов оставил на столе деньги.
- Давай, но в другой раз. За Коршакеева же спасибо.
15
Дома он прежде всего переоделся. Умывшись в ванной, накинул халат и, только выйдя, заметил: во вделанном в дверь почтовом ящике что-то есть. Открыл ящик, достал сложенный вчетверо листок, развернул - там было написано:
«Г-н Пластов, убедительно просим умерить любопытство и не совать нос куда не следует. В случае неповиновения последует действие. Запомните: мы предупреждаем только раз».