Алена сдвинула рыжие бровки и задумалась. Потом удрученно пробормотала:
—Значит, тебе в детстве сказок не читали…
—Точно,— обрадовалась подсказке Ира. — Поэтому я их и люблю.
—О Золушке сойдет?
Ира почесала затылок, и Аленка снова пошла на уступки. Протянула яркую тонкую книгу.
—Это о Маше и трех медведях.
Ира расслабилась: дело явно шло на лад. Гоголь, Чехов и Булгаков на время откладывались. И слава Богу.
Ира невольно усмехнулась: вот если бы на ее месте оказалась Танька Мишина… Наверняка бедная малютка через неделю уже слушала бы Достоевского! Или Виктора Гюго. Или Бальзака. Или учила наизусть стихи Ахматовой.
От Мишиной всего ожидать можно!
Алена посмотрела на сияющее лицо своей новой няни, увлеченно рассматривающей яркие иллюстрации, и тяжело вздохнула: надо же — сказки. А такая большая.
Малышка представила кошмарное детство несчастной — детство без книг! — и ее личико смягчилось. Она уселась перед диваном и великодушно предложила:
—Ты смотри картинки, а сказку я сама расскажу. Я ее тоже наизусть знаю.
Петюнчик негодующе фыркнул. Алена сдунула с лица рыжие кудряшки. Нежно улыбнулась ему и попеняла:
—Не только же тебе меня слушать!
Пес отвернулся. Аленка подтянула колени к подбородку. Помолчала немного и певуче начала:
—В некотором царстве-государстве, я уже не помню в каком именно, жила-была маленькая девочка Маша…
Ира облокотилась поудобнее, прикрыла глаза и с легкой насмешкой над собой подумала: «Если так пойдет дальше, то я неплохо устроилась. Как там? Солдат спит, а служба идет? Точно, это обо мне. Если Петюнчик не съест, а Аленка не заставит читать «Мертвые души», я запросто выдержу пару месяцев и утру нос Таньке Мишиной. И платье куплю. Из принципа. Мелирование сделаю. И стрижку. Назло всем. Плевала я на индивидуальность!»
ГЛАВА 3
ПРЕДСТОЯЩИЙ КОНКУРС
Ира с трудом подавила зевок и преданно уставилась на классную руководительницу. Спать хотелось смертельно! Девочка искренне жалела, что не сбежала после уроков. Не успела просто. Весь день продремала в школе, едва голову на стол не роняла.
Что неудивительно. Домой-то вчера Ира пришла лишь в половину одиннадцатого. Позавчера — в десять. И во вторник в десять. А после ужина по-честному пыталась сидеть над уроками.
Вчера без толку, правда. Устала слишком. Ничего в голову не лезло. Хорошо, Иру сегодня в школе ни разу к доске не вызвали, а то бы — катастрофа. Двойку бы схлопотала железно. Потом бы объяснялась с родителями — как, да почему, и как посмела в конце учебного года так расслабиться.
Нет, ей сегодня точно повезло! Жаль только, сбежать вовремя с классного часа не сообразила.
Ира сидела, вспоминала свои рабочие вечера и невольно улыбалась: смешная Аленка! Знает много, но в голове такая каша. И выдумщица ужасная. Обожает различные забытые словечки использовать. Из старых книг. Понепонятнее и позаковыристее. Скажет что-нибудь и хохочет!
За прошедшие две недели она и Иру втянула в свои игры. Как-то незаметно. Ира порой себя не узнавала.
В первые дни ей с Аленкой тяжеловато приходилось, что скрывать. Ведь у Иры нет младшей сестры. Даже двоюродной. Или брата. И она не представляла, как обращаться с малышами.
Обязанностей у няни оказалось на удивление много. Переодеть после садика или прогулки. Накормить. Занять чем-нибудь. Вечером уговорить вовремя лечь в постель. А главное — бесконечные вопросы! Обо всем. Голова пухла.
Смешно, но Ире в энциклопедию пришлось заглядывать. Не раз. И к папе потихоньку за справками соваться. Или к Тане Мишиной.
А что делать? Не расписываться же перед четырехлетним ребенком в собственной безграмотности?
Маленькая Аленка потихоньку приручила Иру. Она всегда так искренне радовалась ее приходу! Никто раньше Ире не радовался. Ну, бескорыстно. Просто тому, что она, Ира, существует в этом мире.
Вот пришла. С ней можно поговорить. Посидеть прижавшись. Подержать за руку. Заплести косы. Рассказать что-нибудь. Помучить вопросами. Или играть рядом, пока Ира делает уроки.
Аленка не спрашивала про отметки. Не говорила об Ириной лени. Безответственности. Чрезмерной любви к тряпкам. К мальчишкам. И к себе самой.
Аленка ее просто полюбила. Такую, как есть. Со всеми недостатками.
Самое забавное, Ира потихоньку менялась. Замечала это и посмеивалась над собой. Знали бы мама с папой!
И правда — не рассказывать же Аленке о новом муже Мадонны? О платье, купленном противной Ленкой Ивашовой? Или о том, что Серега Стрепетов сегодня опять не обращал на Иру внимания?
Вот и приходилось искать другие темы для разговоров. Говорить о книгах. О природе. О животных. Об уроках, что особенно любила малышка.
Впрочем, чаще темы находила сама Аленка, нужно отдать ей должное. Не из самых простых. И не из скучных.
Но больше всего маленькая рыжая Аленка любила играть в слова. Откуда только она их не выкапывала!
Ира невольно фыркнула: если бы кто посторонний услышал их вчерашнюю беседу, точно решил бы — запись из сумасшедшего дома.
«Прелественно!» «Демикотонный сюртук!» (Кстати, узнать бы самой, что это такое, а то перед Аленкой неудобно.) «Покамест!» «Почтеннейшая!» «По обыкновению!» «Как почивали?»
В живом разговоре все эти слова звучали совершенно немыслимо.
Например, приглашая вчера Аленку к столу, Ира, едва веря собственным ушам, важно произнесла:
—Позвольте вас, милая барышня, манной кашей попотчевать.
При этом она склонилась в шутовском поклоне, а через руку перебросила кухонное полотенце. А Аленка ей брезгливо:
—Опять каша? А как же балычки? Мозги с горошком? Пулярка жареная?
—Не завезли-с, — с прискорбием доложила Ира. И с придыханием, заговорщески прошептала: — Но кашка знатная получилась. Клянусь, барышня, правым ухом Петюнчика!
Огромный пес протестующе ворчал, видимо, опасаясь за свое правое ухо, а девочки хохотали, довольные друг другом.
Наткнувшись в своей тарелке на крохотный комок, Аленка всплескивала руками:
—Святители, какие страсти!
А потом вежливо, как хозяйка, предлагала Ире «выкушать чашку чудного кофею».
К радости Иры, она довольно быстро привыкла к своим обязанностям. Теперь работа казалась совершенно необременительной.
Ире даже нравилось проводить несколько вечерних часов с Аленкой. И первый раз в жизни она жалела, что одна у родителей. Раньше Ира вполне искренне сочувствовала подругам, имеющим младших братьев или сестер. По рассказам, они лишь осложняли все.
В девять часов Аленку нужно было укладывать в постель. А как только малышка засыпала, Ира имела полное право идти домой. Именно поэтому Наташа в своем объявлении писала «до девяти-десяти».
Кстати, Ира вчера узнала, откуда у малышки появился такой странный словарный запас, и невольно ее пожалела.
Наташа рассказала: до трех лет Аленка сильно болела — хронический бронхит! — и практически не ходила в садик. Наташе нужно работать — им с Аленкой абсолютно некому помогать — вот она и оставляла дочь с престарелой соседкой. Бывшей учительницей литературы, страстной любительницей Гоголя и Чехова.
Антонина Романовна читала девочке вместо обычных сказок русскую классику. И незаметно приохотила к ней. Потом уже сама Аленка совала матери вечерами «Мертвые души». И запросто цитировала наизусть целые страницы.
Полгода назад соседка умерла. Правда, Аленка с удовольствием сидела дома одна, но… Иметь в качестве собеседника лишь собаку — это уж слишком. Наташа дала объявление в газету.
Что ей оставалось делать? Не бросать же снова институт? Несколько лет назад она сделала подобную глупость — достаточно.
Ира вчера долго беседовала с Наташей. Девочка удивительно легко себя с ней чувствовала, почти как с подругой. И Наташа держалась на равных, о разнице в возрасте как-то невольно забывалось.
Ира грустно вздохнула: она никогда не смогла бы разговаривать ТАК с мамой. Просто не рискнула бы. А Наташа выслушивала с пониманием, не кричала об ее испорченности и не смотрела с отчаянием, как на убийцу. Вот если бы мама…