Я опускаюсь на колени у края угла, достаточно далеко, чтобы знать, что земля твёрдая, и протягиваю руку. Это меньшее, что я могу сделать. Буквально, самое малое. Джек карабкается к ней, панически молотя руками и ногами, погружаясь всё быстрее теперь, когда видит спасательный трос. К тому времени, когда добирается до угла, он уже почти по пояс.
— Помоги мне! — кричит он.
Я продвигаю руку на сантиметр ближе.
Добравшись до угла, он уже практически плывёт. Мать твою. Он приближается достаточно близко, чтобы схватить пару моих пальцев. Я обхватываю его руку и тяну. Это самое меньшее, что я могу сделать. Я поражён и слегка раздосадован, когда он забрасывает ногу на тротуар. Отпускаю его и даю окончательно выбираться уже самостоятельно. Смотрю на кусты центра знаменитостей, где находились в отключке бежавшие из психушки. Те свалили. Они психи. Не тупицы. Улица погружалась. Прислоняюсь спиной к низкой стене вокруг торгового центра и поднимаю взгляд на бурлящее чёрное небо. Касабян, ты в пятисотый раз объясняешь Кэнди, какой я мудак? Она злится на меня за то, что я спас этот ходячий говорящий кусок дерьма? Кэнди бы этого не сделала. Она бы поставила ботинок Джеку на голову и помогла ему уйти под дерьмо. А я бы полюбил её за это.
Пыхтя и воняя нечистотами и тухлой рыбой, Джек выбирается на тротуар и падает. Я закуриваю «Проклятие».
— Оставайся там, Джек. Ты пахнешь тем, что выходит из Моби-Дика после буррито на стоянке для грузовиков.
Он просто лежит там, тяжело дыша и дрожа, как выброшенная на сушу проплывающей лодкой форель.
Я курю пару минут, пока Джека не перестаёт трясти.
— Знаешь, ты распугал всех моих ненормальных. Я собирался сделать так, чтобы они отвели меня в психушку. Теперь они исчезли. Ты знаешь, где она? Будь очень осторожен с ответом. Если солжёшь, я буду это знать и скормлю тебя обратно этому дерьму, мордой вперёд.
Он указывает на купол на вершине холма, который в основном состоит из грязи и мёртвой травы. Хижины и навесы, сделанные из обломков древесины, сплющенных алюминиевых банок и гипсокартона из психушки, мусорной лавой стекают по склонам с вершины холма. Похоже, многим ненормальным хватило ума сбежать, но не хватило на то, чтобы отрезать пуповину и покинуть дом.
Я качаю головой. Курю.
Возможно, этот головоломный Лос-Анджелес — божья расплата за сожжение Эдема. В прежние времена, когда я убивал здесь для Азазеля, то вряд ли бы подумал об этом парне. Теперь же не могу выбросить его из головы. Он как школьная возлюбленная, о которой ты ноешь всякий раз, как выпиваешь слишком много виски с содовой. Ты не хочешь думать о ней. На самом деле, ты никогда не вспоминаешь о ней, пока не отравишь свой мозг коктейлями с зонтиками. Тогда она становится одним большим плаксивым вопросительным знаком в твоей жизни. Детка, где всё пошло не так?
Только мы с Богом никогда не были парой. Я едва вспоминал о нём в миру, и думал о нём в Даунтауне лишь потому, что за то короткое время, что мама водила меня в воскресную школу, меня научили, что он был Богом любви и прощения. Как раз то, что доктор прописал. Прости за все аферы, игры и развесёлые похождения, и пролей на меня ту любовь, или, хотя бы, вызови мне такси. Даже Гитлеру пришлось умереть, прежде чем забраться в тележку с углём. Ничего. Голяк. Выясняется, что когда запустил руку в шляпу, то не вытянул счастливого сияющего Бога Любви из воскресной школы. Мне достался ветхозаветный Бог гнева. Города обратились в соль. Новорождённые убиты в своих детских кроватках. Твин Пикс отменили, когда снова стало хорошеть. Никто не пришёл спасти мою поджаренную задницу. Прямо как Мейсона. Но с тех самых пор мне кажется, что эта шишка положила на меня глаз, время от времени подсовывая мне резиновую сигару. Прямо как сейчас.
Там, куда указывает Джек, находится Обсерватория Гриффит-парка. Джеймс Дин[235] частично снимал там «Бунтаря без причины». Любой турист с деньгами на такси может посетить это проклятое место. Дома мне потребовался бы час, чтобы добраться туда и вернуться обратно в отель, где мы с Кэнди могли бы ещё поломать мебель. Но нет. Мне приходится избегать провалов, землетрясений, адовцев и серийных убийц, чтобы попасть туда, куда в любой нормальной вселенной я мог бы доехать на автобусе. Хотелось бы мне сказать: «Больше никакого Мистера Славного Парня»[236], но поезд давно ушёл.
235